— Я не из Джахара, — ответил я. — Посмотри на мою эмблему.
— Эмблему заменить совсем несложно.
— Этот воин не менял эмблему, — сказала Тавия. — Он не из Джахара. Он из Хастора. Это я из Джахара.
Чиновник удивленно посмотрел на нее.
— Значит, ты не отрицаешь этого?
— Но я родом из Тьяната.
— Как это?
— Меня в детстве украли из Тьяната, и всю свою жизнь я провела как рабыня при дворе Тул Акстара, джеддака Джахара. Только недавно мне удалось убежать на том же флайере, на котором мы прилетели в Тьянат. Возле Ксанатора меня захватили в плен зеленые воины. Этот человек, Хадрон из Хастора, спас меня. Мы вместе прилетели в Тьянат, надеясь на дружеский прием.
— Кто твои родные в Тьянате?
— Не знаю. Я была совсем маленькой. Я практически ничего не помню о жизни в Тьянате.
— Как тебя зовут?
— Тавия.
Чиновник, до этого рассеянно слушавший ответы девушки, внезапно насторожился, в глазах его вспыхнули огоньки.
— Ты ничего не знаешь о своей семье и родных? — спросил он.
— Ничего.
Чиновник повернулся к падвару, который привел нас.
— Пусть остаются здесь до моего возвращения.
С этими словами он поднялся и быстро вышел.
— Кажется, твое имя что-то напомнило ему.
— Вряд ли.
— Может, он знает твою семью? Во всяком случае по его поведению можно предположить, что нами будут заниматься.
— Надеюсь, что да.
— Видимо, все твои беды позади, — сказал я. — И я буду счастлив за тебя.
— А ты, вероятно, получишь здесь помощь и сможешь продолжить поиски Саномы Тора.
Она проговорила это очень тихо, почти печально.
Как ни велика была моя радость от того, что после разговора с чиновником, у меня появились надежды, она омрачилась предстоящей разлукой с Тавией. Казалось, что я знаю ее целую вечность, так эти несколько дней, проведенные с нею, сблизили нас.
Я знал, что мне будет не хватать ее острого ума, ее сердечности, ее дружелюбия. Но в памяти моей всплыли прекрасные черты Саномы Тора. Я вспомнил о своем долге и постарался отогнать прочь все свои сожаления, так как знал, что любовь — более сильное чувство, чем дружба, а я любил Саному Тора.
Нам пришлось довольно долго ждать возвращения чиновника. Когда он появился, я впился глазами в его лицо, стараясь отыскать на нем признаки хороших вестей, но лицо его было непроницаемо. А когда я услышал его слова, обращенные к падвару, то вообще ничего не смог понять.
— Заточите женщину в Восточную башню, — сказал он, — а этого человека — в подземную тюрьму.
И все. Это было как удар грома. Я взглянул на Тавию и увидел, что она смотрит на чиновника широко раскрытыми глазами.
