«Как хорошо она врет, — подумала Элен, — она ведь бережет их для своего любовника».
— Между прочим, — продолжала Белла, — я не понимаю, что говорит твой отец. Как же так, это совершенно невозможно, чтобы у него совсем ничего не осталось...
— Отчего же невозможно? — холодно спросила Элен.
— Потому что у него было большое состояние...
— Оно испарилось, вот и все...
— Но что поделаешь! — повторила Белла, пожимая плечами. — Это ужасно...
Она снова расплакалась. Когда-то она добивалась, чего хотела властью и авторитетом, но возраст сделал свое дело. Мужчины больше не любили ее, не плясали под ее дудку, как раньше. Теперь у нее вновь появились детские привычки девочки, выросшей в достатке и избалованной потаканием слабой матери, — хныканье, капризы, истерики, беспричинные слезы в три ручья и жалобы: «Я так несчастна! Что я такого сделала Богу, что он меня наказывает?»
Борис Кароль услышал голос жены; еле волоча ноги, он вошел в комнату, нежно провел рукой по волосам Беллы.
— Не плачь, дорогая... Все образуется... Я поправлюсь, и все будет хорошо, это всего лишь черная полоса, ее просто надо пережить, — повторял он слабым прерывистым голосом.
Когда она вышла, Кароль сказал:
— Бедняжка, мне не следовало доверять ей эти деньги.
— Она врет, папа, — сказала Элен сквозь зубы.
Он с гневом обернулся к ней:
— Замолчи! Как ты смеешь говорить так о собственной матери?
Элен с грустью посмотрела на него, ничего не ответив.
Он добавил, уже тише:
— Даже если это так... она права... Я бы все проиграл... Удача оставила меня... — Он помедлил и машинально повторил: — Даже если это так...
Кароль замолчал, но Элен поняла, что он думал: «Даже если это так, мне лучше не знать об этом...»
Ибо иллюзии нужны человеку, как свежий воздух. Он все еще видел в своей жене ту гордую девушку в бальном платье, дочь Сафронова, которая когда-то его пленила, женщину, которая носила кружевные пеньюары, душила свои длинные волосы и была для него символом утонченности, щедрой и роскошной жизни. После нее он знал и других женщин, красивее и моложе, но его восхищение женой, нежность к ней остались неизменны. А возможно, он был слишком горд, чтобы признать свое поражение даже в семейной жизни... Сколько раз он закрывал глаза на правду!.. Элен вспомнила тот случай в Петербурге, когда она еще была ребенком и тайком написала в школьной тетрадке недвусмысленные и слишком откровенные вещи. Он медленно провел рукой по глазам:
— Иди сюда... Я хочу привести в порядок кое-какие бумаги...
