— Еще бокал шампанского?.. Очень вкусное, выдержанное...
Они вернулись домой ранним утром, Элен — с охапкой кукол и карнавальных безделушек. Белла, устало зевая, раздраженно сказала:
— Все время одно и то же... На этих вечерах с тоски можно умереть...
— Зачем тогда туда ходить? — пробормотала Элен.
— А что прикажешь делать? — резко ответила Белла. — Сидеть и ждать смерти?.. Или пока ты выйдешь замуж?.. Кстати, — серьезно добавила она, — сейчас мне в самый раз завести ребенка... Ты думаешь, разве кто-нибудь может прожить без любви?
Ранним утром в Биаррице, когда все обитатели их роскошной гостиницы еще спали, Элен выходила побегать по пустынному пляжу. Длинные безлюдные коридоры гостиницы пахли застоявшимся дымом сигар; через распахнутую веранду с чистым звонким свистом врывался морской соленый ветер с пенными брызгами. В лифте еще можно было встретить последние компании пошатывающихся от усталости женщин с расплывшимися оранжево-красными румянами на щеках и мужчин во фраках с зелеными в утреннем свете лицами.
Стояла осень; пляж опустел; волны прилива вздымались так высоко, что воздух сквозь них казался мокрым, радужным, сверкающим тысячей огоньков.
Элен входила в море; соленая вода, струясь по ее телу, словно смывала с него накопившуюся усталость и грязь этой жизни. Она ложилась на воду, улыбаясь, смотрела на небо и с благодарностью думала: «Разве можно быть несчастным, когда вдыхаешь запах моря, чувствуешь песок на руках... воздух, ветер?»
Она возвращалась поздно, радуясь ощущению свежести во всем теле, наспех скручивала мокрые волосы; ей было немного стыдно перед самой собой: надо быть совсем простушкой, чтобы получать такое совершенное наслаждение от столь невинных вещей.
Однако безумная жизнь продолжала свою бесконечную, бессмысленную гонку к невидимой цели.
В то время в Биаррице открылся новый русский ночной клуб; это был небольшой дом, со стенами, обтянутыми алым шелком, на котором золотом были вышиты имперские орлы. Каролю принадлежали акции этого заведения: желание выпить еще вознаграждалось десятипроцентной скидкой на каждую бутылку.
В ту ночь семейство Кароль устраивало прием; гости объедались, пили, любили за счет дорогого Бориса Карловича, в то время как его одолевали приступы резкого, глухого кашля, сотрясавшего измученное тело, которое жаждало сна и покоя.
Напротив Элен, любезничая со своей свитой, сидел великий князь, на которого, как мухи на мед, слетались американцы. Его окружали друзья, знакомые, опереточные и настоящие князья с пустыми карманами и загребущими руками, а еще торговцы нефтью, международные финансисты, производители оружия, профессиональные танцоры, в прошлом студенты Пажеского его императорского величества корпуса, дорогие и уцененные женщины, торговцы опиумом и девицами... Здесь не было ни одного человека, с которого Элен не могла бы мысленно снять маску беззаботности и разврата, чтобы обнажить перекошенные нервозные черты. Струился слабый свет; через распахнутую веранду в помещение текла прекрасная тихая ночь.
