— Живой он! — радостно, непритворным школьным голосом взвизгнул доктор. — Быстренько сейчас в стационар!
Самоваров вбежал в комнату. Там недавно еще проходило привычное пиршество при участии неизменного хана Кучума и пирожков с ливером. Онстащил с кровати одеяло. Бедный актер, оказалось, почивал без постельного белья, зато одеяло у него было из хороших, чуть ли не верблюжье, только свалявшееся и грязное. Когда Самоваров с этим одеялом, предусмотрительно распростертым, вышел навстречу процессии, которая тащила мокрого, окровавленного рыжей водицей Лео, он заслужил одобрительный взгляд молодого доктора. Самоваров принял Лео в одеяло. Он оказался страшно длинным и тяжелым.
— Кто с ним поедет? — спросил доктор.
— Яцкевич, — ответил Самоваров, чтоб бедные друзья Кыштымова, совершенно одурелые и потрясенные, хоть на такие вопросы не тратили остатки рассудка. Моряк из Пальмáса показался Самоварову более надежным.
Лео снесли в машину, и Юрочка с Самоваровым вернулись в квартиру. Уксусов вопросительно глянул на Самоварова:
— А это, наверное, можно и…
Он кивнул на бурую жижу в ванне. Теперь, без Лео, воды оказалось не так уж много.
— Конечно. Спускайте.
Юрочка с брезгливым ужасом сунул руку в страшную жидкость и еле выдернул тряпку, заменявшую Лео пробку. Моментально трубу отозвались зловещим всхлипом, и завертелась прядями струй привычная ванная воронка. Смотреть на нее было неприятно. Обоим — и Самоварову, и Юрочке — сразу вспомнилась кыштымовская жаба-оборотень. Попыталась-таки высосать она у Лео жизнь и заглатывает теперь с бульканьем его разбавленную коричневую кровь.
— Глядите-ка! — вдруг вскрикнул Уксусов. — Записка?
Клочок бумаги торчал из-под детской ванны, оставленной лет десять назад давно забытыми постояльцами. Ванночка висела в головах умиравшего Кыштымова, и он вполне мог дотянуться до нее своей длинной рукой.
Самоваров взял записку. Это был неровно оборванный кусок серой бумаги со следами сгибов — наверное, в нее заворачивали мыло. Было на бумажке всего два слова — коротких, криво разъехавшихся, расплывшихся. Чем Лео писал? Ага, вот: зубная щетка лежит на краю ванны. Лео писал обратным концом зубной щетки — и (о ужас! Юрочка задрожал, когда тоже это сообразил) кровью!
А слова были такие: «Прости, Таня!»
— Прости, Таня, — прочитал и Уксусов. — Что же это такое? Что же это значит?
— Самоубийцы обычно оставляют записки, — пояснил Самоваров, присев на край ванны. — Они либо просят никого не винить, либо, напротив, кого-то винят…
