— Врут они у тебя! Отстают! — вскрикнул Глеб, отшвырнул чужую руку и уставился на свою. — И мои, конечно, отстают. Ч-ч-черт! Не успею!
— Успеешь, еще сорок минут, — утешил его кто-то.
Глеб потряс головой и вдруг бешено заколотил кулаком по стенке.
— Чертова режиссура! Ползают, как сонные мухи! По часу сидят и в потолок пялятся. Ч-чертов Мумозин! Не успею!
— Ну что я вам говорила? — многозначительно промурлыкала актриса в розовом. — А? Вот вам и Мочалов с Качаловым.
Глеб что-то расслышал, быстро обернулся, секунду тяжелым оком впивался в смуглую даму, а потом улыбнулся криво:
— А, Мариночка! Обаяла уже нового художника из Нетска? Мышкуй, мышкуй! Только не засидись, на поклоны выйди. А я не останусь.
— Мумозин будет недоволен, — заметила Мариночка.
— Этого милостивого государя я видал в гробу! С его режиссурой вместе. Моллюск бородатый!
— Почему же моллюск?
— Потому что жижа, слизь беспозвоночная. И дерьмо. Режиссура!.. У, половина уж! Не успею! Пойду Яцкевичу пинка дам. Пускай и не думает этот чертов вальс врубать. На нем минут пять теряется. Сразу финал! А моллюску пусть скажет, что аппаратура заглохла. Ч-черт!
Глеб ринулся вон нетерпеливой рысью, а Мариночка торжествовала:
— Видали? Вот так. Истина в вине! Уж если кто у нас из молодых играет (я своего Андреева не хвалю, не Бог весть что), так это Лео Кыштымов. Вон он сидит! Нет, не мордастый, а тот, что повыше, да!.. Вот он чего-то стóит. Он ведь Щукинское училище закончил.
Самоваров посмотрел в указанном направлении. Воспитанник Щукинского училища с виду был крайне неказист. Мариночка между тем продолжала:
— Конечно, Глебка не всегда такой был. Это Таня его довела. Тут сам Фрейд запил бы. У нас здесь целая толпа чокнутых бегает — всё ее работа. От Гены Карнаухова до шофера Вити. Все мы, женщины, любим помучить да повертеть, но надо же и меру знать! Самой-то от всего этого радости никакой. И выгоды даже! Казалось бы, растаял Мумозин — так бери его, жми повидло. Весь театр твой! Нет! Надо найти какого-то сопляка и ради него… Или вот — побежали бы вы, например, от Генки (пусть плешь, пусть десяток килограммов лишних, но ведь супермужик!) к Юрочке убогому?
— Не знаю. Не был замужем и не собираюсь, — недовольно ответил Самоваров. Он терпеть не мог женских откровенных разговорчиков, но вечно на них нарывался. Мариночка снова захохотала.
— Вот вы всё смеетесь, — наконец сказала она (хотя Самоваров во время всего разговора даже не улыбнулся ни разу), — а попомните мое слово: допрыгается Пермякова. Что-то слишком уж ее заносит в последнее время. Добром не кончится! Допрыгается! Причем очень скоро.
