— Несомненно, — подтвердил Самоваров.
— Я тоже так решил, — обрадовался Юрочка. — Все больше его подозреваю. Он абсолютный подлец. Он ее посмешищем сделал.
— Как будто Геннаша ваш не сделал!
— Это не то! Геннаша ее как муж бил. Это подло, низко, но часто в супружестве бывает. А сопляк этот жил за ее счет!
— Говорят, они расстались.
— Она его выгнала! Ну и что? Он от этого подлецом быть перестал?
— Если и не перестал, то все-таки не слышно, чтоб он ее преследовал.
— Да, он смылся. Ему теперь другую искать надо, чтоб кормиться. Но чего вы его защищаете? Чем он вам так мил?
— Не мил, не мил, успокойтесь! Я его и в глаза не видел. Будете с нами кашу есть?
— Не хочу вашей каши!
Юрочкины глаза снова оказались на мокром месте. «До чего достали меня эти требования детективной активности», — пожаловался Самоваров Насте. Они ели овсянку, поставив тарелки на подоконник в комнате с ромашками. На кухне был стол, но его занял Юрочка, чтобы плакать.
— Как ты можешь не жалеть несчастных влюбленных! — воскликнула Настя, пробуя овсянку. — До чего каша вкусная!.. И потом, разве ты не распутываешь это убийство? Я так в тебя верю!
С кухни доносились всхлипы Уксусова. «Чего хотят от меня эти младенцы? — думал Самоваров. — Почему они Мошкина так не донимают?»
— Это дело сугубо психологическое, — важно заявила Настя. — Если б были всякие улики, то по горячим следам уже кого-нибудь арестовали бы. Но не арестовали! И ты отказываешься во всем разобраться! Когда кроме тебя некому! Ведь тут надо, как в Афонине, всех перебрать, чтоб остался только один — тот, кто не мог этого не сделать. Это осилишь только ты! Я ведь пробовала, — она даже чуть порозовела, признавшись, — я ведь и тетрадку желтую вдоль и поперек изучила. Ничего не вышло! Например, когда я смотрела на ту актрису — белокурую, в возрасте, что деньги тебе совала — то мне показалось, что она запросто задушила бы кого-нибудь. Она так любит своего огромного Геннашу! А он ее бросил.
— Заметь, три года назад бросил! Чего ж она ждала так долго?
Настя задумалась.
— Значит, это не она? А Геннаша? А эта брюнетка, Андреева, которая всюду кричит, что Таня была дрянь? — наморщив лоб, перечисляла она. Самоваров умилился:
— Вот кто здесь супердетектив! Не знают эти валенки ушуйские, к кому обращаться!
Настины хрустальные глаза блеснули, и она так молниеносно бросилась на шею Самоварову, что тот едва успел вернуть ложку с кашей назад в тарелку.
— Пусть это смешно, пусть! Но раз мы вместе, я не могу не быть с тобой, тебе не помогать. Я буду доктором Ватсоном, ладно? Я знаю, ты найдешь убийцу. Как всегда. А я? — горячо шептала Настя. — Можно, я тоже что-нибудь буду делать? Ужасно хочется!
