Понимаешь?..
Троян остановился против Березы, наклонив голову. Лицо его, напоминающее медвежонка, который вдруг стал человеком, выражало страдание и восторг.
— Об этом я буду писать в следующей главе... — сказал он тихо, — осенью... А сейчас идем. Ведь бочарный завод и то, что мы делаем сейчас, это всходы, вспоенные кровью тех же высоких духом героев.
Производственное совещание открыл секретарь завкома Гущин. Он начал с далекого: с воспоминаний о прошлом дальневосточного рыболовства. Камчатский рыбопромышленник времен царской России никаким рыбным промыслом в сущности не занимался. Он не имел ни рыбалок, ни рыбаков. Он приезжал на Камчатку не с неводами, а с водкой. Располагался в укромном месте на бережку и ждал, пока местный житель, русский или туземец, добудет ему рыбу. А местный житель добывал рыбу хищнически, потому что иначе, темный и неграмотный, он не умел, потому что как можно больше хотел получить водки и не понимал вреда, который он наносил себе и хозяйству страны. Количество рыбы падало с каждым годом.
Гущин говорил горячо.
— Теперь другие времена, но жизнь, сложившаяся на далеких окраинах при царе, существует кое-где и до сих пор. Существует в привычках, в быту, существует в навыках труда, во взглядах на счастье и удачу... Не так-то просто выкорчевать корни, укрепившиеся в почве за сотни лет.
Перед заключением Гущин на секунду умолк и изложил его коротко, в нескольких словах:
— Выросший в этом году сектор советского рыболовства требует тары и тары. Нужно выбросить из процесса нашей работы все, что ей мешает: разговоры, рассеянность, покуривание. Нужно ввести все, что помогает: умелую расстановку сил, механизацию, дисциплину. Нужно бороться за высокий, сознательный труд.
После Гущина выступал бригадир первой русской — Мостовой. Он встал возле табурета, сухой, с жилистой шеей, с подбородком в колючей щетине, с голубыми пронзительными глазами, похожий на аиста.
— Говорить я не мастер, — сказал он. — А как работаю, знают все. Шли мы впереди не потому, что старались обогнать других. Я уж стар, бегать взапуски не люблю, да и мальчишкой не любил, а потому, что дело свое делали с толком. А теперь вдруг отстали...
Он провел рукой по голове и замолчал. Думал ли он над тем, почему бригада отстала, или вопрос этот был для него решен и он только подыскивал наиболее выразительные слова? Он молчал долго, все так же проводя рукой по волосам, а собравшиеся сидели, не шевелясь.
