Девушка за дальним столиком успокоилась и продолжила есть, изредка поглядывая на Мельника и Александру. Густая еловая ветка царапала окно. Там, на поле у реки, снова поднимался ветер.
5
Мельник вернулся домой, бережно неся перед собой обожженные, забинтованные руки. Он лег в постель и провалился в тревожный, болезненный сон, проверив перед этим, крепко ли держит Сашино сердце. До ночных съемок у руины оставалось десять часов.
Когда он проснулся, ожоги почти не болели. Мельник осторожно снял бинты и посмотрел на розовую кожу: это было странно, но на ней не осталось волдырей. Его ладони так оледенели, что жар раскаленной сковороды не смог им повредить. Мучительный холод сыграл ему на руку.
От разбушевавшихся голосов сильно болела голова. Мельник с досадой вспомнил, что выронил плеер, когда чуть не угодил под машину, но тут же увидел его на тумбочке возле кровати. Однако вдеть наушники в уши Мельник не успел. Один-единственный женский голос вдруг вырос из низкого утробного гула, затмил его, перешел в истерический, невыносимо громкий и высокий звук. Мельник вздрогнул и выронил плеер на пол. Внутренности его скрутила внезапная судорога, и он сделал несколько глубоких вдохов, пережидая приступ боли.
Приступ испугал Мельника. Когда боль отступила, он сел на кровати и завернулся в одеяло, пытаясь сберечь остатки тепла. Мельнику было наплевать на себя — он поразился, насколько ему все равно, будет он жить или нет. Смерть не пугала его, он боялся, что случайно выпустит из рук Сашино сердце. Даже секунда могла решить дело не в пользу жизни: волокна были тонки и ветхи, как изношенная ткань. Каждое движение сердце Саши совершало судорожно и болезненно.
Ее смерть беспокоила Мельника гораздо сильнее собственной. Он жадно и иррационально желал, чтобы она жила, даже страдая от болезни, даже если его уже не будет.
Раз он может остановить время, подумал Мельник, не может ли он повернуть его вспять? Мысль была страшной: он никогда ничего подобного не делал и даже не знал, возможно ли поступить со временем так грубо. Мельник прислушался к закольцованному циклу, к бесконечно повторяющемуся «та-дам», к однообразной, тяжелой усталости, составляющей Сашину жизнь, и принял решение. Он обхватил сердце плотнее и резко откинулся назад. В голове словно взорвалась дымовая шашка, какое-то время Мельник ничего не видел и не слышал. Когда туман рассеялся, стало ясно, что силы еще остались. Мельник повторил попытку. На этот раз он потерял сознание и пришел в себя, когда за окном было уже темно. Сашино сердце все еще билось. Мельник обследовал его, осторожно касаясь самыми кончиками пальцев, и понял, что у него получилось. Изменения были едва заметны, но связи упрочились, волокна стали крепче.
