Мельник пошел к стойке, на которой разрывался Мобильный телефон: «Больно… Ты слышишь, больно мне с тобой…» Александра взяла трубку, и мелодия прервалась. Она ушла за неприметную дверь в стене, бросив на Мельника колючий неприветливый взгляд. Ему было холодно, как никогда. Телефонная мелодия продолжала звучать у него в голове.
А ты все следуешь за мной, как прежде — боль…
Мельнику казалось, что он продолжал слышать песню: может быть, из соседней комнаты, а может быть, она прорывалось откуда-то еще, как при неточной настройке радио или как в старом телефоне, когда один разговор вклинивался в другой. С каждой секундой песня звучала громче и отчетливей, и холод усиливался мучительными приступами.
Мельник подумал, что дело может быть в Саше. Она была так далеко, что держать ее сердце в руке было трудно. Его тепло и часть его способностей уходили туда, по невидимому мосту, на две сотни километров, а обратно текла ее любимая печальная музыка. Саша отрубила телефоны, но эту связь прервать она не могла.
Он поднял воротник, спрятал в рукава покрасневшие от холода руки и пошел к метро. Люди, изнывающие от жары, одетые в легкий хлопок и тонкий шелк, шарахались от его черной, плотной, дышащей холодом фигуры.
2
— То есть, о том, чтобы расследовать текущие полицейские дела, и речи быть не может?
— Нет, конечно.
— А ведь было бы эффектно…
— Понимаешь, мы не можем позволить себе роскоши искать пропавших людей. Потому что их надо найти и предъявить. Мы не можем искать серийного убийцу: потому что, если преступления продолжатся, все увидят, что медиумы ничего не могут.
— Но почему не разыграть такой эпизод? Нанять актеров…
— Нееет, вот тут надо понимать основные принципы мокьюментари-шоу. Если в программе о судебных разбирательствах снимаются актеры, то об этом тут же ползут слухи. Через полгода слухи сменяются уверенностью — по мере того как количество актеров растет, и все больше и больше людей видят на экране своих знакомых. В случае с судом программе это не вредит: людям она интересна как детективная история. Ну или как способ изучить законы — я не знаю… Но у нас-то главное — вера!
Если заговорят подставные актеры или люди, которые узнают их на экране, — рухнет вера. А нас смотрят не только ради желтых историй. Нас смотрят, потому что верят.
— И что же тогда остается? Угадывать, что спрятано в шкафу?
— Нет, почему же. Самый благодатный материал — нераскрытые преступления. Во-первых, они реальны. Во-вторых, они современны. В-третьих, поскольку они не раскрыты и никто не осужден, то никто и не может опровергнуть слова медиума. Тем и живем, сынок. Тем и живем.
