— Я мог бы дождаться, когда он снова сорвется, и убить его, защищая следующую жертву.
— Да, так было бы проще. Когда есть весомый повод, убивать, наверное, легче.
— Но Бойко успокаивается! Кто знает, как долго он будет стабилен? Я могу потерять бдительность. Понимаешь, связь с ним требует физического напряжения…
— Ты оставишь все как есть? — спросила Полина, перебивая его.
— Нет, — ответил Мельник. — Я решил идти в полицию.
— Думаешь, они не поднимут тебя на смех? Уверяю тебя, к ним ходят толпы сумасшедших.
— Я знаю, где тело, а девушку наверняка ищут.
Полина стиснула челюсти и прищурила глаза.
— Иди, — злобно сказала она, — иди в полицию, если ни на что другое не способен.
— Почему ты злишься? — спросил Мельник.
Полина вскочила и вышла к нему из-за стойки. Из-за разницы в росте голова ее оказалась задрана вверх, зрачки расширились, а острый подбородок нацелился Мельнику в самое сердце.
— Потому что ненавижу тебя! Почему ты не любишь Сашу?
— Я люблю.
— Почему никогда об этом не говоришь? Все десять лет, которые ты рядом, ты мучаешь ее своим безразличием! Ты дразнишь ее: ничего не делаешь, но и не уходишь! Это пытка для нее, настоящая пытка.
Мельник молчал, не желая оправдываться. Он впервые слышал о том, что его присутствие для Саши мучительно. Он любил ее все десять лет, прошедшие со дня их знакомства, но понял, что любит, совсем недавно.
— Хотя бы сейчас, — прошипела Полина, и ее сжатая в кулак рука больно ударила Мельника по груди, — хотя бы сейчас иди к ней и скажи, что любишь. Скажи! Долго притворяться тебе не придется!
— Я не могу, — ответил Мельник.
— Почему?!
— Потому что это будет выглядеть как милостыня. Как будто я сделал это из жалости к умирающему человеку.
3
Накрапывал мелкий дождь. Мельник стоял перед шлагбаумом, перекрывающим подъезд к отделению полиции, и смотрел на синие буквы на белом фоне. Возле дверей паспортного стола мокли гастарбайтеры, полицейские курили под козырьком соседнего крыльца.
Опасаясь, что на него в конце концов обратят внимание, он выдохнул и пошел вперед. Миновал высокие ступени, толкнул тяжелые двери и попал в длинный, унылый, тускло освещенный коридор, где за зарешеченным окном сидел дежурный.
— Здравствуйте, — сказал Мельник, наклоняясь к прорези в окне — Я хотел бы заявить о преступлении.
— Что за преступление? — лениво спросил молодой светловолосый лейтенант.
— Убийство, — ответил Мельник.
Полицейский собрался, выпрямил спину, подался к окну. На лице его проявился живой интерес:
