Итак, вот она, эта Империя. Что же там было значительного и теретного за последние несколько сотен лет. Да ничего особенного и не происходило.
Империя спала в течении сотен лет. Рождались крестьяне. Hарожав детей, они умирали. Их дети тоже умирали, но не раньше, чем появлялось потомство.. Чуть реже умирали, передавая свое имя и титул детям, наместники Императора во всех четырех республиках.
Лишь Император властвовал бессменно, его лицо по-прежнему было юным, а власть непререкаемой. С первыми лучами солнца он восходил на престол Ашур-града, что расположен на Великом Острове - в центре Внутреннего моря, и благосклонно кивал своим стражам и придворным. Каждой утро Акум, Штифт, Вятчий и Зород приходили чуть раньше, чем появляется солнце. Они ожидали, что император повелит отправить легионы. Куда-нибудь и зачем-нибудь.
В памяти людской удержался лишь один случай, когда Император направил легионы. Произошло это около пары сотен лет назад, когда чернь, живущая на севере бароната Фареда, недовольная налогами, решила устроить смуту, а двухтысячное войско сиятельного барона не просто не захотело воевать с кучкой голодных крестьян, но и в большей части переметнулось на их сторону. И висеть бы барону распнутым на дверях своего фамильного замка, если бы не личные гонцы императора, которые постоянно готовы, не щадя своей головы (и прочих базисных частей тела) донести любую весть...
Император тоже помнил этот день.
В то утро он отправил на подавление бунта два из четырёх легионов. В смуте участвовало до тысячи крестьян и тысячи полторы солдат барона, однако семьсот императорских легионеров прошли сквозь все земли Фареда, оставляя за собой лишь безобразно изуродованные трупы, ужаснув своей жестокостью всю Империю. Сам Фаред был тогда доставлен к светлым очам Императора. Hеизвестно о чем они говорили, но через месяц барон повесился, передав власть своему сыну. Фаредовская смута в очередной раз напомнила и великому А'Сану, властителю надела Ашаншия, и сиятельному Бардоху, правящему провинцией, и мудрому Hорду, посаженному на Черной Земле, кто настоящий хозяин империи.
Император помнил. Он помнил не только этот день. Сотни подобных дней навсегда остались в его непогрешимой памяти. Это лишь людская память коротка и беспечна.
Император не имеет права забывать, и в это, в общем-то ничем не отличающееся от прочих, утро его душу терзали неясные волнения, а разум нелепые подозрения.
