Был как медведь силен ты,
Как олень красив ты,
Но укатали горку
Наши бурки-сивки!
– Вот, лучше не скажешь – похвастался Али-Баба, и продолжал: – А ты представляешь, его командир даже и не наказал – сочли его, при здравом рассуждении, пострадавшим, честно!
– Ага, вернувшимся из плена! – съязвил Егоркин, где-то в глубине души отчаянно завидуя тому офицеру.
– У нас у самих-то с этим строго, прямо как в приличном монастыре, что ты!
Тут мичмана недоверчиво зафыркали.
– Да точно, говорю! – сделал обиженный вид Григорий Поликарпович, – только наши гости иногда нарываются, а «аборигены» – ни-ни!!! Капитан наш против этого заветное слово знает – хмыкнул хозяин каюты.
– А какое? – живо заинтересовался Петрюк.
«Сразу спишу с судна к чертовой матери»! Ага, именно такое слово. Да! Так что, твой Егоркин легко отделался, к сожалению! – пошутил хозяин.
Хоть на выпивку Григорий Поликарпович и оказался покрепче всех прежних «клиентов», но результат был все-таки достигнут. Вот это отняло у Петрюка и Палыча значительные силы и время. Да и прижимист Али-Баба был не в пример белорусам, одному еврею, и даже – украинцам. Однако, собеседникам удалось понравиться друг другу, каждому приятны и уважение, и внимание, и похвалы. Поэтому мичмана, в конце концов, все-таки получили заветный «Сезам» и вовсю порезвились в его закромах. В баркас последовали и крупы, рыбные консервы, и настоящее оливковое масло, и деликатесный тунец, и туши-бревна редкой и вкуснейшей рыбы-капитана.
Тетушкин, находившийся в это время на ходовом посту, услышал истошный вопль старпома плавбазы по каналу УКВ:
– На «Бугеле»! Заберите своего представителя! Нам больше нечего вам дать! А если и дадим, так пойдет ваш «маленький» как миленький на дно, на радость всем рыбам и крабам, таким же жадным, как ваш представитель!
Борис Александрович понимающе покачал головой, и передал командиру барказа приказ на возвращение, тем более, что ветер заметно посвежел.
Егоркин с Петрюком выбрались, наконец, из недр пропахшего рыбьим жиром гиганта прямо к трапу, у которого их барказ уже прилично покачивался.
– Да, – вслух протянул Петрюк, оглядывая непривычно низкую осадку суденышка. Офицер, сидевший у штурвала, также заметно беспокоился.
– Кто умеет молиться? – поинтересовался, между прочим, Петрюк у команды, рассевшейся в барказе, прямо поверх мешков и коробок. Сказал он это совершенно без улыбки на лице.
– А по-мусульмански можно? – спросил в ответ один из матросов.
