. Мастер, появившись в палате Ивана, начинает беседу с новым знакомцем с традиционного арестантского приветствия:
«Итак, сидим?» И Иван отвечает, как и положено по тюремному этикету:
«Сидим».
И невозможно не помнить о психиатрическом отделении тюремной больницы, куда после допросов с применением «физического воздействия» прямо из Большого дома попал в состоянии полной невменяемости замечательный поэт Николай Заболоцкий. Надежда Мандельштам свидетельствует о психическом расстройстве Осипа Мандельштама после допросов. Это болезненное состояние было типичной реакцией многих людей, прошедших через руки «заплечных дел мастеров».
На следующий день «заточения» в клинике Иван требует карандаш и бумагу и несколько часов работает над текстом, в котором описывается убийство Берлиоза и его убийцы. Эти разбросанные порывом ветра листочки аккуратно собрала и куда-то унесла «добродушная» фельдшерица Прасковья Федоровна, которая за месяц до этого «случайно» потеряла ключи от «больничных палат», похожих на камеры одиночного заключения. Совершив такое служебное преступление, она никак не была наказана. Можно ли представить такое в сталинскую эпоху?! Нам кажется, что подлинную природу персонажа по имени Прасковья Федоровна Булгаков обозначил в тот момент, когда она сообщает Ивану о смерти его соседа.
– Скончался сосед ваш сейчас, – прошептала Прасковья Федоровна, не будучи в силах преодолеть свою >правдивость и доброту, и испуганно поглядела на Иванушку, >вся одевшись светом молнии(Выделено нами – О. П.). (ММ-2. С. 798).
Читателю нужно принять решение о характере безвременной смерти главного героя романа. Если читатель верит «правдивому человеку» Прасковье Федоровне, которая сообщает, что наш герой просто скончался, то есть его смерть не была тайным отравлением, а была естественным следствием неизлечимой болезни, то это имеет один смысл. Но полностью меняется весь смысл романа, если мы усомнимся в «правдивости и доброте» фельдшерицы, «одетой светом молнии». Так может явиться ужасное видение ада, сам посланец преисподней. Незачем было бы ее так освещать, если бы не нужно было указать на ее тайную природу, ее причастность к инфернальному миру.
Эта игра в «правду» в пространстве исчезающей реальности ведется Булгаковым на протяжении всего повествования. Театральность мышления органически присуща автору «Мастера и Маргариты», он постоянно помнит об освещении, сигналя читателю светом, обозначая светом реальность, которой нельзя доверять. Вот несколько примеров подобной игры:
