Известно, что Елена Сергеевна Булгакова относилась к Сталину чрезвычайно лояльно, считая, что ее мужа травили его враги-литераторы из зависти к его огромному таланту и что если бы не Сталин, который, как она считала, защищал писателя, то они с радостью бы погубили Булгакова. И судя по конкретике писательской судьбы Булгакова, Елена Сергеевна была в этом права.
Елена Сергеевна – родная сестра Ольги Бокшанской, которая была личным секретарем Немировича-Данченко и, по-видимому, имела какие-то очень серьезные связи с органами и даже с Кремлем. По крайней мере, после войны она стала секретарем комиссии по награждению Сталинскими премиями. Это номенклатурная должность, и случайный «непроверенный» человек заслужить бы ее не мог. Она могла передавать своей сестре настойчивые пожелания, идущие «сверху», чтобы Булгаков взялся за нужные и современные темы, востребованные государством. По крайней мере, когда Булгаков к сталинскому юбилею писал пьесу о революционной юности вождя, Елена Сергеевна очень поддерживала своего мужа в связи с этим начинанием, вероятно связывая с этой пьесой большие надежды на прорыв зоны страшного молчания вокруг имени Булгакова. Нам известны догадки, что роль жены Булгакова могла быть чрезвычайно двусмысленной. Уже высказывалось недоумение о больших деньгах и впечатляющем размахе жизни семейства Булгакова в последние годы его жизни. Высказывались догадки, что деньги Елена Сергеевна, возможно, получала за сотрудничество с НКВД. Безусловно, что-то сомнительное есть в ее фигуре[43]. Но Елена Сергеевна любила своего мужа беззаветно и предано, она сохранила рукопись романа «Мастер и Маргарита» и добилась ее публикации. И если она наивно и добросовестно верила, что «добрый царь» Сталин спасает Булгакова, вопреки воле «злых бояр», то и писатель, очевидно, не разубеждал ее.
Анна Андреевна Ахматова – одна из немногих современников Булгакова, которая никогда не заблуждалась относительно личности вождя и инфернальной природы его власти и его государства. Она читала роман «Мастер и Маргарита», по воспоминаниям Фаины Раневской, в Ташкенте, в эвакуации. О Булгакове она сказала Раневской, читая вслух «Мастера и Маргариту»: «Фаина, он гений». Это очень важное свидетельство, потому что, пожалуй, только Ахматова в то время могла понять полностью всю систему булгаковского письма, имитировавшего гофманскую страшную романтическую сказку, одновременно держащего в фокусе зияющие черные дыры самой реальности. Только она могла сквозь эту сказку увидеть потаённый сюжет своей эпохи и расшифровать его. Она обладала и необходимой для этого культурой, последовательно уничтожавшейся в ее стране, и, что самое главное, той этической системой, той нравственной оптикой, которая рассеивает морок инфернальных иллюзий. Вряд ли Воланд, отравивший мастера и его подругу, мог обольстить Ахматову, чей сын был зэком-заложником, а любое ее неосторожное движение или слово на воле могло отозваться на его лагерной судьбе. Ее знаменитая ахматовская королевская величавость – не тот ли «каторжный труд самообладания», к которому принуждал режим, бравший в заложники самых дорогих и близких.
