Мясник снова встает, наносит еще один удар в лицо, и у Ремингтона откидывается голова, но его тело прочно остается на месте. Мое дерево всегда прочно стоит. Он размахивается, и наносит в ответ более сильный удар. Оба мужчины сцепляются, затем отталкиваются друг от друга и Ремингтон снова нападает, сейчас кровь на его лице идет ручьями, когда он снова начинает – бух, бух, бух!
Его быстрые, последовательные удары заставляют Мясника отступать. Толстяк опирается на веревки позади него, но отказывается падать. Реми заводит его в угол, его грудь блестит от пота, а мышцы пульсируют, когда он наносит очень сильные удары Мяснику в живот, а затем в лицо.
Мое дыхание ослабело. Страх разъедает мои внутренности вместе с другими противоречивыми ощущениями, такими, как невероятное возбуждение, всегда охватывающее меня, когда я наблюдаю, как он сражается. Он такой зрелищный. Мощность его тела, пульсация его мышц, идеальные изгибы, когда мышцы напрягаются и расслабляются. Ремингтон использует одновременно ум и интуицию в борьбе. Кажется, будто он планирует сюжет и затем просто действует соответственно ему. Но больше всего кажется, будто он живет моментом. Любит это.
Сейчас он с сосредоточенным лицом избивает Мясника, пока мужчина не грохается в красную лужу возле его ног. В буквальном смысле - у его ног. Его лицо плюхается на ботинки Реми.
Губы Реми изгибаются в удовольствии от увиденного, и он отступает, поворачиваясь всем телом в мою сторону.
— РАЗРЫВНОЙ! — кричит комментатор, и когда руку Реми поднимают вверх, его взгляд, наконец, направляется на меня.
У меня останавливается пульс. Исчезает шум. Даже не чувствуется сердцебиение. Это глупо, насколько сильно мне это нужно, но когда он, наконец, поднимает руку, поворачивая голову ко мне, и его отчаянные, злые, голубые глаза останавливаются на мне, я вздрагиваю на сидении.
Его взгляд отчетливо собственнический и яростный, капля крови стекает на веко с пореза на брови, кровь капает с его носа и губ.
И когда рефери его о чем-то спрашивает, он кивает, и они зовут к нему другого бойца.
— Да, теперь ему нужно истратить свою ярость, - бормочет Пит себе под нос.
Когда я это слышу, сквозь меня проносится новый ураган нервов. Клянусь, если бы я не знала Реми лучше, я бы подумала, что он делал это только для того, чтобы помучить и наказать меня.
Эндорфины не дадут ему почувствовать боль. На самом деле, он так горд и энергичен из-за того, что неустанно учил свое тело принимать их. Он постоянно доводит тело до предела, и думаю, что его болевой порог может быть выше, чем у любого другого спортсмена, которого я встречала. Но мои собственные ограничения выходили за пределы до наступления вечера.
