Обнаженность и отчуждение. Философское эссе о природе человека | страница 51



.

Постоянно меняя тактику решения конкретных экономических и социальных проблем и одновременно сохраняя преемственность в своих стратегических целях (конкурентная рыночная экономика, демократия, правовое государство, автономия личности и др.), посткапитализм остается стабильной общественной системой. С распадом мировой коммунистической системы устойчивость посткапитализма, освободившегося от тягот противоборства с ней, только возросла.

Поскольку современный посткапитализм разительно отличается от капитализма XIX в., высказывается мнение, что современное западное общество уже не следует называть «капиталистическим». В частности, А. Кожев предлагает именовать его «универсальным гомогенным государством», или «общечеловеческим государством». Вряд ли, однако, перемены, произошедшие с капитализмом в XX в., оказались настолько глубокими, что изменили самую его суть.

Несмотря на всякие случайные обстоятельства, компромиссы, уступки и политические авантюры, несмотря на всевозможные изменения технического, экономического и даже социального порядка, имевшие место в истории Франции, пишет французский эстетик и философ Р. Барт, наше общество по-прежнему является буржуазным[35]. Начиная с Великой французской революции во Франции к власти последовательно приходили различные слои буржуазии, однако глубинные основы общества остаются неизменными, сохраняется определенный тип отношений собственности, общественного строя, идеологии.

Это справедливо и в отношении других развитых посткапиталистических стран: их глубинная сущность осталась по преимуществу неизменной. Вместе с тем очевидно также, что формы, в которых предстает современный посткапитализм, важным образом изменились. Они утратили прежнюю резкость и действительно способны создавать иллюзию «общечеловеческого государства».

Эту сторону дела хорошо показывает Барт, подвергающий систематическому осмыслению некоторые мифы, порождаемые повседневной жизнью развитой посткапиталистической страны (Франции). Такие слова, как «буржуа», «мелкий буржуа», «капитализм», «пролетариат», говорит Барт, постоянно страдают кровотечением, смысл постепенно вытекает из них, так что эти названия становятся совершенно бессмысленными. Барт называет это явление «вычеркиванием имени». Когда речь идет об экономике, буржуазия именуется как таковая без особого труда: в этом случае капитализм не способен скрыть свою сущность. Когда же речь заходит о политике, существование буржуазии обнаруживается уже с трудом: в частности, нет особой «буржуазной партии». В сфере идеологии буржуазия исчезает вовсе, она вычеркивает свое имя при переходе от реальности к ее репрезентации, от экономического человека к человеку размышляющему. Буржуазия довольствуется миром вещей, но не хочет иметь дело с миром ценностей; ее статус подвергается подлинной операции вычеркивания имени; буржуазию можно определить поэтому как общественный класс, который не желает быть названным. Вытекание смысла из слова «буржуа» происходит через идею нации: современная буржуазия растворяет себя в нации и при этом исключает из последней тех ее членов, которых она объявляет чужеродными. Буржуазия никогда не употребляет слово «пролетариат», которое считается принадлежностью левой мифологии; исключением является случай, когда необходимо представить пролетариев как тех рабочих, которые сбились с истинного пути под влиянием коммунистической партии.