Обнаженность и отчуждение. Философское эссе о природе человека | страница 122
Границы нравственного и безнравственного тем более сложно определить, что представления о добре и зле так сильно менялись от народа к народу, от века к веку, что часто прямо противоречили одно другому.
Существует ли любовь к добру? Возможна ли, как полагают некоторые философы, любовь к злу? Трудно сказать, что представляют собой добро и зло. Тем более трудно ответить на эти вопросы.
В античности любовь к добру считалась сама собою разумеющейся, особенно когда добро, или благо, мыслилось как отдельный предмет. Платон в «Пире» даже определял любовь как стремление к вечному обладанию благом. Он заключал отсюда, что наряду с благом нельзя не желать и бессмертия, и значит, любовь – это стремление и к бессмертию.
Новое истолкование любви к добру явилось поворотным пунктом от античной к христианской идее любви. Согласно последней, существует любовь ко всем предметам, обладающим ценностью, но нет любви к добру как таковому.
Комментируя эту позицию М. Шелер пишет: «Любовь к добру как добру является даже злом, поскольку она так или иначе представляет собой фарисейство, формула которого: «люби добро» или «люби людей в той мере, в какой они олицетворяют добро», или же «ненавидь зло либо людей, воплощающих его». Истинно христианский принцип: «Люби все, что является носителем ценности, а людей плохих в особенности» [117]. Моральная ценность человека (или какого-то сообщества) определяется мерой вложенной в него любви. Так как именно любовь – носитель морального добра в наиболее глубоком смысле, невозможна любовь к какому-то «добру вообще».
Поэтому, продолжает Шелер, исключена любовь к своей собственной доброте: это была бы любовь к своей любви к другому человеку. Встанем в положение того, кто считает, что он «любит добро». Поможет ли он тому, в чьих моральных достоинствах еще не успел убедиться? И если даже человек заслуживает отрицательной моральной оценки, разве это означает, что он не способен стать лучше благодаря любви к нему? «Здесь проходит ясная граница между истинной моралью и фарисейством! – заключает Шелер. – Нет никакого «желания добра ради самого добра»! Кто помогает другому только ради того, чтобы казаться «хорошим», кто рассматривает другого человека как благоприятную возможность для того, чтобы самому «быть добрым», «делать добро» и т. п., тот не является добрым… Фарисей хочет хорошо «выглядеть» перед собой, иными или богом, но это видимость, а не действительное добро»