— А спит он хорошо?
— Не очень, — отвечает мать.
Они вполголоса беседуют, отойдя в сторонку.
— Будете давать ему укрепляющее, которое я выпишу.
Ронан взбешен. Ему хочется крикнуть: «Да, черт вас возьми, я же существую! И болею я, а не моя матушка». Доктор снимает очки, протирает их кусочком замши. Еще один рецепт. Снова лекарства, пузырьки, таблетки. На ночном столике их и так видимо-невидимо.
— Запасемся терпением, — наконец изрекает эскулап. — Гепатит, особенно в такой тяжелой форме, как здесь (он старается не встречаться глазами с Ронаном и лишь перстом указывает на повинный в болезни живот), всегда может дать осложнения. Покуда оснований для тревоги нет. Я зайду на будущей неделе.
Доктор уходит, кивнув на прощание как бы всему окружающему — комнате, стенам, пространству, где, без сомнения, разгуливает вирус. На пороге перешептывания продолжаются.
— Доктор, скажите ему, что вставать нельзя, — слышится нарочито произнесенная чуть громче фраза. — Вас он, может быть, послушается.
— Ну, естественно, ему нельзя вставать, — с оскорбленным видом говорит доктор.
Дверь за ними затворяется. Слышны удаляющиеся шаги. Ронан тут же откидывает одеяло и садится на край кровати. Затем встает. Ноги с трудом держат его. Он чувствует, как икры дрожат, точно у верхолазов, когда они чувствуют, что сейчас сорвутся. Он делает шаг, другой. Добраться до телефона — задача не из легких. Коридор, лестница, гостиная… Даль, почти равная бесконечности. И все же он должен позвонить Эрве. Он должен выполнить принятое им решение. А без Эрве ему не обойтись. Он дождется, пока уйдет старуха Гортензия. Что же до матери, то она в пять часов, как всегда по пятницам, отправится в кафедральный собор молиться, перебирая четки. В доме не останется ни души. «Если я ткнусь мордой на лестнице, — думает Ронан, — потом на четвереньках доберусь до постели».
Он опирается на спинку кресла и долго стоит неподвижно, испытывая надежность ног. Они как будто становятся потверже. Вот с головой хуже — голова кружится, Какой-то голос нашептывает Ронану: «У тебя же есть время. Ты всегда успеешь его найти». Но если Ронан отложит задуманное, жизнь утратит для него всякий смысл. Задуманное ведь тоже стареет! С каждым днем оно как бы тускнеет, теряет силу. Нет! Осуществлять свое намерение нужно начинать сейчас, немедля. Не для того ли, чтобы заслужить досрочное освобождение, Ронан старался быть образцовым заключенным? Так неужели, добившись наконец своего, он примирится с отсрочкой? А в это самое время Кере будет беспрепятственно наслаждаться всем тем, чего Ронан был так жестоко лишен — небом до горизонта, морским ветром, песчаными пустошами, уходящими в никуда, просторами, расстояниями, бегом дорог — всем!..
