— А где твоя родина?
— Моя страна зовется Грамерай, — ответил Гар и продолжал, предупредив следующий вопрос Джанни: — Это очень большой остров, он очень далеко отсюда, посреди океана.
От любопытства Джанни окончательно забыл о хороших манерах.
— Грамерай? Ни разу про такой не слыхал.
— А он очень-очень далеко.
— А название означает «волшебство», верно?
Гар улыбнулся.
— Как я посмотрю, вы сильны в иноземных языках. И верно, «Грамерай» означает «волшебство», вернее, «книга о волшебстве», и вправду это волшебная страна, она полна тайн и загадок.
— Если так, то вряд ли кто захочет покидать такую страну, — выпалил Джанни, но прикусил язык, осознав наконец, что ведет себя в высшей степени неучтиво.
— Так и есть, — подтвердил Гар. — Но дом есть дом, и собственная деревня начинает казаться юноше тюрьмой, когда он становится мужчиной. Мне надоело сидеть на одном месте, и я отправился в путешествие на корабле отца с одним старым, верным слугой. Потом, когда я нашел работу, этот слуга отвел корабль домой. Поработав в одном месте, я отправился в другое, и наконец поступил на торговое судно к одному купцу, который доставил меня на Талипон, а затем был настолько добр, что написал для меня рекомендательное письмо, когда я пожелал остаться и узнать побольше о вашем острове. Мне нравится изучать мир, хотя это и сопряжено с опасностями и тяготами.
В это мгновение от угла склада послышался крик:
— Господин Джанни, скорее сюда!
Джанни быстро вскочил на ноги и помчался в ту сторону. Следом за ним побежал Антонио. Гар не так проворно, но тоже последовал за ними.
Старик Лудовико лежал бледный как полотно. Его немигающие глаза были устремлены к небесам.
— Он перестал дышать, — сказал часовой-возница.
Джанни наклонился к раненому, приложил ладонь к его губам, к носу. Выждав несколько минут, он опустил веки умершего.
К утру оставшиеся в живых горожане стали выбираться из своих домов. Только что прибывший из ближайшего монастыря священник в ужасе взирал на страшную картину, но вскоре, совладав с собой, приступил к печальному ритуалу отпевания и похорон. Джанни и его люди встали с непокрытыми головами у могилы Лудовико. Они стояли, понурившись, и слушали, как священник произносит молитвы по-латыни, а затем медленно и торжественно поет «Dies Irae». Как ни странно, после отпевания у всех немного полегчало на душе, и вскоре, переговариваясь между собой, караванщики уже навьючивали мулов. А когда караван выбрался на дорогу, ведущую к Пироджии, уже слышались шутки и смех.
