Для них он — старший брат.
И мать ничего не сказала фашистам. Повторяла то, что говорил Тихон.
Из тюрьмы их перевели в концлагерь — несколько длинных бараков, огороженных колючей проволокой, — тут же, рядом с тюрьмой. За колючей проволокой другой лагерь — военнопленных. Там даже бараков не было.
Один раз Тихон передал военнопленным несколько картофелин. За это его сильно избили охранники.
Он решил убежать. Прокопал под проволокой яму и вылез на другую сторону.
Его поймали и опять били.
Он ещё раз попробовал убежать — пристроился к колонне пленных, шедших на работу.
Его заметили, выволокли из рядов и на этот раз били в присутствии начальника тюрьмы.
Шесть недель держали их в лагере. А потом Тихона и девочек отпустили домой.
Был октябрь. По утрам лужи затягивал тонкий ледок и дул пронизывающий ветер.
Вот тогда чужие люди и повесили Тихону на плечо нищенскую торбу. С нею он и сам дошёл до дому, и сестрёнок довёл. С этой торбой он потом не раз ходил по сёлам, выполняя задания партизанского командира…
— Ты сделаешь всё, как скажет тётка Мария, — донёсся до Тихона голос Павла.
Тихон смотрит на него и ничего не понимает. Мыслями он ещё там, в тюрьме, в фашистском лагере.
— Говорю: что тётка Мария велит тебе, то и будешь делать.
— Ладно, — кивает головой Тихон.
— А Жене и Нине скажи: как только хоть чуть спадут морозы — возьмём их. Скажи, что теперь ещё нельзя, пусть немножко потерпят.
Подъехали к старому, искалеченному бурей дубу. Одна лапа-ветвь, широкая и длинная, склонилась до самой земли. И издали казалось, будто старый дуб опирается на неё, чтобы не упасть. А подъехали ближе, увидели, что это не так. Лапа-ветвь ещё прочно держалась. Ещё живил её своими соками дуб.
— Вчера с Большой земли прилетал самолёт, — снова заговорил Павел. — Лётчик такой весёлый!.. С Ленинграда сняли блокаду. Девятьсот дней держались ленинградцы. Гомель наш, Жлобин наш, Калинковичи тоже уже наши. Скоро здесь будут…
— Скорей бы.
— Известно, скорей бы.
Снова замолчали. Павел думал о том, что вот сейчас, совсем скоро, им надо будет расстаться и Тихон останется один. Павел вернётся к друзьям, к партизанам. Будет делать всё, что требуется: и в засаду пойдёт на дорогу, и на посту будет стоять.
А всё равно он будет думать про Тихона. Когда он сам идёт в разведку, он спокоен. Он взрослый. Смотреть прямо в лицо врагу — его долг и перед Родиной, и перед самим собой. А Тихон? Он как та ветка, которой необходимо держаться за дуб.
