Меня он пытался заинтересовать романом Горького на немецком языке, а также брошюрой «Wer lebt glücklich in Sowjet-Russland?». Но я уже поняла: счастливая жизнь в России только у военных. Если это вообще здесь возможно. Я не говорю о партийных лидерах, о них я знаю лишь «vom Horen-Sagen», понаслышке. Мои родители, когда я была еще ребенком, заставили меня усвоить одну простую истину: «Если кто-то, пытаясь настойчиво убедить тебя в чем-то, говорит об этом более одного раза, знай: слова этого человека обязательно окажутся или неправдой или полуправдой, которая является самой плохой формой неправды».
Серый Карлик умел изъясняться по-немецки, хотя и с трудом, но вполне достаточно для бытового общения. Поэтому я пыталась расспрашивать его кое о чем из того, что встречалось нам по пути. Но оказалось, что он знает немногим больше меня, ведь он родился в Москве и никогда не был нигде дальше Свердловска. Но на этот раз он вместе с нами доедет до Владивостока. Его радость от того, что он сможет увидеть океанские лайнеры, была поистине трогательной, ведь ему никогда не приходилось видеть никаких морских судов, за исключением прогулочных катеров на Москве-реке.
Каждое утро в наше купе заходил проводник, который убирал наши постели, вечером он возвращался, чтобы постелить их. Он тоже был низенький, необыкновенно широколицый и при этом страшно неопрятный. Насколько мы поняли, его звали Ваней. За свою, присущую многим русским нечистоплотность Ваня едва не поплатился: не успели мы отъехать от Москвы, как у него на правом глазу выскочил чирей. Глаз у него распух, загноился и покраснел, щель между веками совсем заплыла. Было видно, что он серьезно болен и что у него температура. Но, несмотря на это, он продолжал работать сколько хватало сил.
Я промыла ему глаз борной кислотой и сделала компресс, это помогло. На другой день и американский доктор наконец обратил-таки внимание на Ванино состояние и взял его под свою опеку. Постепенно парню стало лучше. Между прочим, нашему американскому доктору вообще не грозило потерять квалификацию, так как по дороге до Владивостока все пассажиры нашего вагона, исключая меня, так или иначе, побывали его пациентами. Та аптечка, снабженная многочисленными лекарствами, которую собрала для меня Алиса, к концу нашего путешествия оказалась совершенно пустой.
Всю дорогу Ваня был невероятно любезен и услужлив по отношению ко всем нам. Он не упрекал нас и не проявил никаких отрицательных эмоций, даже когда мы, пассажиры нашего вагона, совершили два смертных греха, которые повергли остальной персонал в тихую ярость. Дело в том, что мы выключили радио, ведь оно трещало и тарахтело с раннего утра и до поздней ночи, из него беспрестанно слышалась речь, перемежающаяся каким-то гнусным сентиментальным пением, похожим на кошачье мяуканье, в стиле старомодных вальсов, тех же самых, что в старые времена вышибали слезу у вдов. Другой грех, который мы совершили, был гораздо более серьезным. Дело в том, что мы пытались открыть наглухо закрытые окна. Серый Карлик объяснил, что окна закрыты потому, что пыль может оказать разрушительное воздействие на обивку стен вагона и коврики на полу.
