Каждому, кто подобно мне когда-то в юности был очарован японскими очерками Лафкадио Херна[51], трудно отказаться от образа, созданного им, хочется верить, что Япония и впрямь сохранила свою удивительную гармонию, насыщенную красотой и высокой, изысканной культурой, которой он наделил Японию, несмотря на индустриализацию, милитаризм по немецкому образцу и попытки европеизации. Возможно, что Херн идеализировал Японию, когда писал свои очерки, и японская действительность никогда не была столь поэтична, как он ее представил. И все же меня лично не покидает мысль, что многочисленные свидетельства ее высокой, постоянно совершенствуемой художественной культуры, черты которой проявились и в архитектуре в целом, и в садово-парковой архитектуре в частности, и в развитии цветоводства, культуры, уровень которой несравненно выше западного, а также мое впечатление от всех предметов японского искусства и художественных промыслов — все это вместе взятое позволяет по-прежнему видеть Японию в радужном свете. Невольно хочется верить, что во всем плохом виновата лишь правящая клика; это она захватила власть в государстве, устранила из политической жизни нации демократические силы, которые более адекватно выражали национальные интересы; поэтому именно она, эта клика, а не кто иной, несет ответственность за все японские преступления по отношению к соседним народам. Мне доводилось слышать, что это политическое течение, которое китайцы называют «ниппизмом»[52], представляет собой жесткий, восточный вариант тоталитаризма, ответственность за него целиком и полностью лежит на правящей в стране партии; сам народ в значительно степени является жертвой этой партии, хотя отчасти оказывается и соучастником ее деяний.
«Мы улыбаемся и улыбаемся, но наши сердца плачут», — так процитировала слова своей японской подруги одна моя знакомая норвежка, она давно живет в Японии. Ее японская подруга только что получила из Китая уже пятую белую шкатулку с прахом родственника. У нее погибли на войне два сына, два брата и два племянника, теперь у нее остались только муж и один сын, который находится на фронте.
Несколько раз на улицах нам попадалась на глаза похоронная процессия, это хоронили солдат: мы видели автобусы, в них сидели офицеры, каждый придерживал маленькую урну с прахом погибшего на белом полотнище, конец которого свободно спускался вниз; вокруг сидели одетые в траур женщины.
И все же потери японцев в войне с Китаем можно считать незначительными, если сравнивать с числом погибших во время Первой мировой войны в Европе, в любой из стран, подвергнувшихся немецкой агрессии. Как мне представляется, это связано с тем, что волю народа к свободе не так легко сломить, особенно если есть угроза самому его существованию. Воля к победе, ратные подвиги — это отнюдь не восторг перед войной, это просто инстинкт самосохранения, все остальное — выдумки и демагогия. Однако вполне очевидно, что захватническая политика японской правящей клики находит поддержку у значительной части населения. Мечта стать господами на широком пространстве Тихоокеанского региона, получить возможность использования чужих природных ресурсов неизбежно привлекает многих в стране, столь густонаселенной и, несмотря на незаурядную красоту, столь бедной полезными ископаемыми. К сожалению, теперь уже нет возврата к старым временам, когда движущей силой японского общества были только этические и эстетические стремления.
