Мать, тревога и смерть. Комплекс трагической смерти | страница 92



Любопытно не само по себе это мнение о матери, как о проекции всего плохого, кроящегося в самом ребенке, и, в то же время, как о человеке, который действительно ненавидит и осуждает своего отпрыска, а тот факт, что представление о материнской «нехорошести» исчезает из более поздних работ Bowlby. Через восемнадцать лет после публикации цитируемой выше работы он предлагает по существу одностороннюю, базирующуюся на инстинктах теорию материнско-младенческих взаимоотношений. Связь между матерью и ребенком является результатом определенной инстинктивной деятельности ребенка; например, плач и улыбка действуют как «социальные пусковые механизмы», пробуждающие у родителя тревогу или удовольствие. Эти присущие человеческому роду, сформированные заранее модели привязывают ребенка к матери, а мать к ребенку. Они способствуют установлению близости и таким образом обеспечивают ребенку достаточную для выживания заботу. Murphy (253) возражает против этой гипотезы потому, что она убеждена, что связь матери с ребенком в большей степени определяется двусторонним процессом, в котором мать может и способствовать, и мешать развитию. Про теорию Bowlby следует сказать следующее: по крайней мере, она не делает из ребенка «монстра», и отрицает то, что самая ранняя стадия жизни – «оральная».

Bibring (254) делает наблюдение, что Эдипов комплекс, как его описывает Freud, относится только к «патриархальной» семье и подвергается значительным изменениям в современной обстановке «матриархальной» семьи. Основываясь на свидетельствах пациентов, он описывает современную семью, как состоящую из сильной, активной, доминирующей женщины и достаточно неэффективного, скромного, уступающего желаниям жены мужчины или мужчины, слишком поглощенного своей работой, чтобы иметь много времени для семейной жизни. Во всех этих случаях отец по-настоящему не участвует в воспитании детей. Сыновья могут проявлять интенсивный страх и ненависть по отношению к матери. Матерей описывают и воспринимают как если бы они были патологическими личностями. Воспоминания пациентов указывают на сильное отвержение со стороны матери, взыскательное отношение, отсутствие тепла и понимания, эгоистичные и честолюбивые желания и решимость вынудить сына подчиниться и потворствовать ее капризам. Эти женщины также ведут себя более соблазняюще по отношению к своим сыновьям, чем мы привыкли видеть.

Казалось бы, перед нами убедительные доказательства в пользу представления о том, что страх сына и его ненависть к матери являются прямыми следствиями материнского характера и поведения. Вряд ли это можно оспорить – связь «естественна» и сразу же понятна. Но, кажется, что некоторые психиатры избегают именно прямой связи. Bibring сомневается в достоверности тех высказываний пациента, в которых содержится информация, объясняющая его враждебность и боязливое отношение. Она склонна верить, что многие из этих матерей были, скорее, преданными и заботливыми. Вина на самом деле ложится на отца. Его «отсутствие» служит причиной того, что мать концентрирует свою привязанность и интерес на сыне, и это усиливает у мальчика инцестуальный конфликт. Более того, защита от инцестных импульсов, которую могла бы предоставить власть отца, отсутствует в матриархальной семье. Одной из самых частых применяемых мальчиком защитных мер служит проекция страха, берущего начало в его запретных желаниях, на мать, которая, таким образом, становится угрожающей фигурой. Она является не только опасной соблазнительницей, на которую он реагирует враждебностью, но и приобретает запрещающий, карающий облик через проекцию его страхов. Это является поворотной точкой во взаимоотношениях мальчика со своей матерью. Она становится жуткой фигурой, соблазняющей и кастрирующей. В итоге видоизмененный Эдипов комплекс полностью объясняет страх и ненависть сына, а все его воспоминания можно отбросить как фантазию