И вот теперь, имея в зимние месяцы почти неограниченный досуг, Февзи как-то по случаю приобрел некий странный инструмент - духовую трубу с клавиатурой. В лагере аккордеонист Абхаир разрешал парню брать в руки свой «Хохнер» и объяснил кое-что о клавиатуре, об октавах. Но тогда Февзи так и не научился прилично играть на инструменте. Теперь, в Старом Крыму, он сам пытался подбирать хорошо знакомые национальные мелодии на «духовом аккордеоне» и у него стало получаться. По тоскливым зимним вечерам в хижине его звучали мелодии, запавшие ему в душу в годы заключения, когда он был окружен своими земляками, относившимися к нему особо по-доброму, как к самому младшему из крымских татар, сидевших в этом лагере. Чаще всего любил он наигрывать грустную, пришедшую из неизъяснимой древности мелодию, которую нынче называли «Эски Варилядж»:
Слушал горькие жалобы февзиевой трубы часто коротавший вечера вместе с ним робкий мужик с густыми поседелыми, будто осыпанными пылью, волосами по имени Сашка, который нанялся летом сезонным рабочим, да так и остался, беспаспортный, при экспедиции по доброй воле Февзи. Присутствовал при этих наигрышах и приходивший пешком из Судака старый виноградарь Константин Федорович, однажды случайно познакомившийся с Февзи, обрадовавшийся встрече с крымским татарином и теперь не реже раза в месяц посещавший его. И Февзи для своих русских товарищей начинал играть тоже очень грустно:
Черный ворон, что ты вьешься
Над моею головой?
Ты добычи не дождешься,
Черный ворон, я не твой!
-Чего ты бродяжничаешь всю свою жизнь? – спрашивал виноградарь Сашку.
- Я вольный человек. Не хочу быть ни начальником, ни подчиненным, - отвечал Сашка, бросая на Февзи виноватый взгляд.
А Февзи усмехался про себя – какой я начальник, зек я!
И пили они не торопясь горькое крымское вино… А Сашка потом, придя в свою каморку, принимал дополнительно стакан самогонной сливянки и засыпал весь в слезах, оплакивая свое сиротство. Если бы этого Сашку увидел Камилл, то узнал бы в нем толстогубого бродягу, которого он впервые заметил из окошка скотоперевозного вагона и которого он через несколько лет после того вытаскивал с нар в Чинабаде.
Константин же Федорович оставался ночевать у Февзи, и уже лежа в постели долго рассказывал своему молодому другу о довоенной жизни в Крыму, о своих друзьях-татарах. И этот ночной разговор шел на татарском языке.
Февзи многое узнал о Крыме от Константина Федоровича, коренного крымчанина. Узнал о довоенной жизни на Полуострове, когда не было теперешней злости у людей и все жили дружно. Узнал о годах оккупации, когда люди разных национальностей помогали друг другу избежать несчастий, исходящих от немцев и румын. И узнал об ужасных днях в мае, когда после выселения татар оставшееся население долго оставалось в шоке, ожидая новых бед.
