* * *
В одно из последних свиданий с отцом я, помнится, просил его поберечь себя, пожелал ему здоровья, счастья. Он же ответил, что все его счастье теперь — в нас, сыновьях его. Дескать, будем мы счастливыми, значит, и он тоже. И добавил: «Так бы тебе и мать сказала. — Уточнил: — Обе матери…»
Я знал, что отец свято берег неизбывное чувство любви к своей первой жене, и моей матери — Ирине Андреевне, которая безвременно скончалась еще в конце 1917 года. Мне тогда шел всего лишь только второй годик, и, естественно, я не смог сохранить в памяти ее светлый образ. Но отец часто рассказывал мне о ней, очень спокойной и доброй женщине, прекрасной швее, мастерство которой славилось едва ли не на всю округу.
Ну и потом… Потом нас с Георгием два года воспитывали бабушка Васса Фефеловна и дед Андрей Демьянович Романовы, так как отец почти постоянно был в отъезде, на лесосплаве.
После женитьбы отца на Наталье Марковне Бельтюковой мы и ее дочь Настя переселялись из деревни Воробьи, что в Уржумском уезде Вятской губернии, в деревню Шеча. Семья начала расти: вскоре появилась сестра Зина. И всех нас надо было одеть и накормить.
Отец и мать не жалели себя, старались, чтобы в доме всегда был достаток, заботились, чтобы все ребятишки были ухожены, а в семье царили мир и лад, глубокое уважение младших к старшим. И особенно — к нашей второй матери, на хрупкие плечи которой легли основные заботы о нас, детях.
Да мы и сами видели, как нелегко доставался семье трудовой хлеб, поэтому старались и со, своей стороны облегчить родительские хлопоты.
Когда мне исполнилось двенадцать лет, отец решил: «Пора и тебе, Мишутка, в люди выходить». И взял меня с собой на лесосплавное дело, стал обучать работе маркировщика, учетчика, другим премудростям лесосплава. Так на пристани Подосиново, что в Малмыжском районе, были написаны первые страницы моей трудовой биографии.
* * *
Да, мои детство и юность были многотрудными. И все-таки в сравнении с жизненным путем Климента Ефремовича Ворошилова собственные невзгоды всегда казались мне незначительными, какими-то надуманными, что ли.
Помнится, в короткие часы отдыха, а чаще всего в пути по железной дороге Климент Ефремович часто рассказывал нам о годах своего детства и юности. Как правило, маршал вспоминал при этом малоизвестные или даже совсем неизвестные страницы из его жизни. Поэтому-то, наверное, они и врезались в нашу память.
Однажды по вызову Климента Ефремовича мы зашли в салон его вагона и после делового доклада ненадолго задержались там. Маршал, просмотрев служебные бумаги, отложил их, пригласил нас сесть. И под мерный стук колес стал вспоминать о прожитом и пережитом.
