Бумажные носители наделали много шума. Простой народ стал драться за издания, в которых подробно описывались экипажи виртуальных повозок на эшафот. Какая потеря для страны! Какая это была бы ошибка! Но постепенно люди стали подумывать о публичных казнях, это такое зрелище! Какая аудитория будет у телеканала, который добьется права исключительного показа!
И какая радость в стратегическом комитете!
— Как долго я ждал этого праздника!
Бертоно пил какао. От возбуждения его шрам порозовел и стал выделяться на фоне обшей серости его облика. После почти четырех недель молчания настал момент для того, чтобы запустить машину. Газета «Фар» предоставила ему эту возможность своей двойной неловкостью. Это было очень на руку. Это означало, что впервые газета, бывшая государственным органом и не примкнувшая к делу «Семидесяти двух», допускала возможность принятия таких недостойных мер. Впервые встал вопрос о возможных последствиях, впервые рассматривался не абстрактный мираж, речь шла о самой основе проекта.
Второй оплошностью стало разделение приговоренного к смерти населения на две категории: знаменитости, скорбная судьба которых была достойна сожаления, и простой люд, на который всем было совершенно наплевать. Стараясь лихорадочно что-то доказать, газета распахнула дверь для классовой борьбы нового типа.
— Эти дураки не сообразили, что простые люди тоже голосуют, что их намного больше, чем знаменитостей, и что, когда они поймут, что их судьба никого не интересует, они могут просто так, инстинктивно, проголосовать «за», с единственной целью насолить власть имущим. Мы должны воспользоваться этой оплошностью.
За две недели члены комитета, в очередной раз вдохновленные Бертоно, чьи стратегические способности внушали уважение, вернули ситуацию в нужное для себя русло:
— Мы дали им возможность излить свою желчь. Главным было не мешать им высказываться. Теперь они выдохлись, начинают пережевывать одно и то же. Мы будем действовать по двум направлениям: выступление Гарсена по телевидению, затем увеличение количества дебатов. Но границы этих дебатов мы будем определять сами, в ходе их не должна обсуждаться альтернатива, поставленная этим референдумом. Мы сделаем так, чтобы оружие скрещивалось только по вопросам применения этой меры. Это — главное. Надо будет сделать так, чтобы через два месяца люди, даже не осознавая того, согласились с проектом «Семьдесят два».
Сказано — сделано. В ходе одного из выступлений, передававшихся по всем каналам телевидения страны, Гарсен серьезным, но спокойным тоном призвал французов к благоразумию. Как Бертоно и Бофору удалось сделать его своим рупором? Кузен Макс никак не мог этого понять. Он, как всегда, был восхитителен: поочередно то грустный и торжественный, то трагический и умиротворенный, он умело использовал все свои козыри. Высокий красивый мужчина с несколько вялыми чертами лица, он явно должен был нравиться женщинам. Он, кстати, не отказывал себе в маленьких ухищрениях, чтобы казаться соблазнительным и расположить к себе: это нервное покусывание губ, жесты, а этот взгляд, честный как золото, не отпускал от себя телезрителей, доходил до каждой сидевшей в кресле домохозяйки моложе пятидесяти лет, давал ей понять, что между ним и ею все могло быть возможным, и вызывал у нее нежные слезы потому, что она не сумела найти эту любовь, потому, как мало мы значим в этой драматической ситуации.
