Ее давно почивший супруг (и, как представлялось Джорджу, почивший во благо себе) работал егерем в поместье Рейнбердов. Миссис Грэдидж периодически подрабатывала там же: сначала на кухне, а потом разнорабочей. То, что ей не удавалось узнать самой, она узнавала от своего мужа. Классовое неравенство так же естественно побуждало ее подслушивать у двери и подсматривать, что написано в лежащем на столе письме, как ее мужа — приблизиться на расстояние слышимости к группе джентльменов на охотничьем привале или, стоя в своем потрепанном защитного цвета плаще и бриджах где-нибудь в гуще деревьев или на лесной прогалине, украдкой наблюдать, как схожа тактика любовного ухаживания и совокупления у людей и животных.
От миссис Грэдидж Джордж узнал о том, как вел себя Шолто со служанками, гостьями дома и почтенными деревенскими матронами. Шолто никогда не настаивал на своих droits de seigneur,[2] частенько эти права ему даровались добровольно. При этом он ежедневно пил с завидной выносливостью, начиная с половины одиннадцатого утра до глубокой ночи. (Поджаривая тост на кухне, Джордж попытался воспроизвести в памяти свой разговор с миссис Грэдидж, и ему показалось, что он не мог не рассказать Бланш о падении пьяного старика Шолто с лестницы. Впрочем, все может быть… Во всяком случае, он действительно собирался это сделать. Возможно, просто упустил в общей массе всего, что он ей наговорил. Бог свидетель, какая старая гнусная стерва эта миссис Грэдидж. Очень хотелось верить, что ему не придется возвращаться к ней по новому заданию Бланш).
Самая богатая жила, которую ему удалось разработать при содействии миссис Грэдидж, относилась к истории с Хэриет, младшей сестрой мисс Рейнберд. Богатое воображение Джорджа без труда дополнило возникавшие пробелы в рассказе миссис Грэдидж о событиях тех лет.
Обе сестры были миловидными и даже привлекательными, но тогда как миниатюрная, смахивающая на пташку Грейс Рейнберд отличалась своенравием и чувством собственного достоинства, Хэриет, высокая и довольно неуклюжая дама, страдала от почти патологической застенчивости и неуверенности в себе. К тому времени, когда Хэриет перешагнула свой тридцатилетний рубеж (миссис Грэдидж прекрасно ориентировалась в датах и помнила даже отдельные дни, прожитые много лет назад), уже сложилось общественное мнение, что ни одна из сестер не выйдет замуж. С присущей ей бесцеремонностью Грейс отмела всех своих ухажеров, даже тех, кто ей нравился, догадываясь или внушая себе, что их по большей части привлекают ее деньги. Что касается Хэриет, то ее застенчивость и неуверенность стояли непреодолимым барьером на пути к романтическому приключению. В тех редких случаях, когда на горизонте появлялся какой-нибудь воздыхатель, движимый то чувством, а то интересом к приданому, тут же вмешивался Шолто, и под холодным потоком его неудовольствий зарождающаяся связь неизменно прерывалась. Делал он это, стремясь удержать при себе двух работоспособных женщин, которые поддерживали в доме порядок и с готовностью окружили его всем необходимым для пьянок и любовных похождений. Шолто был эгоистичным деспотом, только внешне сохранявшим одно грубое подобие доброжелательности.
