Времена Бессмертных | страница 111
Помнится, Афина, как-то болтая о Парисе, упомянула его родителей; мол, они погибли, когда ему еще не было и пятнадцати, оставив в наследство колоссальное состояние. Однако, до меня доходили и другие слухи.
Тот же самый Август, страдая от насмешек Париса в старших классах школы, как-то раз бросил такую фразу: «Малолетний вор, еще поплатится…» Тогда став невольной свидетельницей обиды Августа и его слов, я задумалась над тем, что он имеет в виду, но вскоре благополучно забыла о тайном прошлом Париса.
Самыми плодовитыми для догадок, оказались брошенные невзначай слова самого Париса, выпившего лишнего на вечеринке в доме Афины. Тогда я (как впрочем и сейчас, если не брать во внимание мое «исчезновение») была самой незаметной и непримечательной гостьей в доме подруги. Я сидела на широком подоконнике панорамного окна, отгородившись от шумных ребят тяжелыми бархатными шторами, позволявшими мне почти полностью исчезнуть из мира напивающихся подростков.
С одной стороны — стена из красного бархата, с вышитыми золотыми нитями причудливыми узорами, а с другой — огни никогда не спящей Византии. Широкое стекло защищало меня от невообразимой высоты, но я не могла не думать о том, как долго продлилось бы мое падение, не будь справа стеклянного барьера.
В руке моей какой-то напиток — коктейль из алкоголя и свежевыжатого сока, вкус которого подчеркивал нетающий лед — я сделала всего пару глотков и больше не пила. Внимание мое, сами собой, привлекли разговоры вошедших в комнату Афины парней.
Их трое, один из них Парис. Помнится тогда, я очень обрадовалась, что скрыта от их внимания непроницаемыми шторами, не хотелось попадаться напившимся парням на глаза. Я всегда их побаивалась.
— Так вы с ней… — начал один из ребят, закончивший фразу не словами, а отрыжкой.
Парис самодовольно хихикнул, и я услышала, как звякнули края бокалов, столкнувшихся о стенки друг друга.
— Не понимаю, что они все в тебе находят! — воскликнул третий участник импровизированного мальчишника, явно с завистью.
— И не поймешь. Ты же не один из них. — съязвил Парис.
Послышался громкий ребяческий смех, от которого меня передернуло. Почему-то мне представилась собачья свора.
— Здесь ничего не произойдет — многозначительно понизив голос на последнем слове, посетовал тот, что отрыгнул. — Может, потянем их к тебе?
Парис, очевидно, приложил палец к губам, с вырвавшимся звуком «Тсс!» и зашагал по паркету. Я подумала, что вот сейчас массивные ткани, берегущие меня от позора «подслушивающей сучки» раскроются, и меня осрамят на всю школу, но шаги удалились в противоположную от моего окна сторону.