Учитель, пытаясь воспроизвести «способ фюрера», довольно удачно имитировал его позу и жесты. Но удивительно: в его передаче и несомненно точном подражании раскрывалась отнюдь не гениальность фюрера. Это была скорее талантливая карикатура.
— То, что вы говорите, чрезвычайно интересно, господин учитель, — сказал я вполне искренне, — продолжайте, пожалуйста.
— Мы имеем предпосылку, преподанную спокойным голосом, без особого нажима. Второй этап: та же мысль передается уже путем внушения. Результат — полная передача идеи, она овладевает слушателями. Слушатели понесут ее дальше.
Учитель сделал протяженный жест, как бы показывая, в какие дали слушатели понесут идею фюрера.
— А слушатели тоже будут нести эту идею «поэтапно»? — спросил я.
Глаза учителя блеснули торжеством.
— Вот именно. Цепная реакция. После христианства, — учитель заговорщически нагнулся к моему уху, — еще не было учения столь доходчивого и столь угодного массам, как национал-социализм.
— Ну, а социализм просто? — спросил я неосторожно. — Он ведь тоже, особенно в Германии…
Можно было сразу понять, что я плеснул масла в огонь. Учитель схватил меня за рукав, словно собирался оторвать его напрочь. Мне показалось, что проволочные усики его стали дыбом.
— Человечество блуждало в потемках много веков. Более того, когда в Мюнхене в двадцать первом впервые блеснула искра, ее едва не затоптали сапоги безумцев. Но руки старых бойцов пронесли факел…
Учитель уже стоял, голос его как бы сломался, зазвучал резко, пронзительно, он подпрыгнул на носках. Речь его стала бессвязной, она выбрасывалась толчками, как пена из испорченного «Минимакса». Я понял, что присутствую при «втором этапе»…
Учитель демонстрировал «способ фюрера», но перед кем? Я огляделся. Ни одного посетителя в кафе не осталось. И мне показалось, что даже хозяин спрятался за стойкой.
Только из внутренних дверей с любопытством выглядывала судомойка в клеенчатом фартуке. На ее лице было написано абсолютное восхищение.
Учитель все более бессвязно, но все с большим накалом мчался к финишу. И наконец, словно неожиданно кончился завод, упал на стул в изнеможении.
— Ирма, подай содовой! — сказал хозяин, возникая за стойкой.
Ирма, давясь от смеха и почтительности, поставила перед учителем запотевшую бутылочку и фужер.
Убедившись, что руки у него дрожат, как у припадочного, а может, он им и был, она щелчком откинула беленькую крышечку, и когда пузырчатая струя наполнила фужер, то все эти шипящие и тут же лопающиеся пузырьки удивительным образом вошли в соответствие с речью учителя.
