Пожалуйста, разошлите всем. Приходите ее навестить.
Чейз Фитцпатрик.
Я прочел это письмо прежде, чем понял, что это. Я был просто ошарашен, я боялся, что каким-то образом написал его сам. Я быстро перечитал, два раза, чтобы убедиться, что она точно не умерла. Я пытался прояснить в мыслях, что же случилось. Я не понимал. Все это время ее жизнь как-то продолжалась, а теперь вот такое говно. И поэтому об этом узнали мы все. Через Сеть.
Я даже не плакал. Я стоял, покачиваясь, уперев локти в стол. Перелом спины – плохо. Я потер глаза. Потом сел. И начал читать «Нью-Йорк таймс». Несколько лет я строго запрещал себе искать ее имя в «Гугле». Это было за гранью. Я ее не искал.
Я прочел статью о конгрессе, перешел даже на вторую страницу. А потом встал. Положил подбородок на оконную раму. Я опоздаю на свой поезд. Я заставлю себя воображать, что случилось с ее телом. Острые обломки костей, потемневшие нервы. Отлично. Это всего лишь рисунок, диаграмма. Я представил себе ее настоящую руку. Она словно торчала из моих мыслей, кулак сжат, запястье напряжено, коротенькие волоски стоят дыбом, совсем прозрачные, а мышцы предплечья тоненькие, как рыбешки. Как будто бы у нее только рука была сломана.
Я понял, что плачу. Все эти годы я представлял себе только лицо Эдриен. Но, наконец, до меня дошло, что было моим: я надавил лбом на стекло. Иногда так хочется, чтобы тебе вернули твой мир. Она стояла на террасе пентхауса, вытянув руку с зажатым между пальцев карандашом. Она как будто ее выбросила.
На работу я в тот день не пошел. Это – подарок мне от Эдриен. Я позвонил боссу и сообщил о своих планах: через полтора часа есть самолет, если успею, уже к обеду буду в Талсе.
Когда я ехал на такси в аэропорт Кеннеди, сознание рассыпалось, я хлопал глазами и был спокоен. Водил пальцем по кнопкам мобильника. Я пропал – я сидел, ошеломленный, а мимо проплывали улицы Нью-Йорка. Радио я не слышал. Я не бывал в Талсе уже пять лет.
Рейсы задерживались, я мог бы посидеть и все заново обдумать, но открыл ноутбук и снова проверил почту. Рассылка просто взорвалась: все бывшие одноклассники почувствовали необходимость быстренько что-нибудь напечатать, продемонстрировать, в каком они ужасе, пожелать Эдриен всего хорошего. Теперь у меня было время внимательно изучить трэд, и я узнал, что Джеми Ливингстон, с которым я некогда дружил, тоже в этот же день угодил в больницу, хотя у него все было менее драматично – ему потребовалось какое-то непонятное лечение для костей. И тут все разошлись. Составили хронологию страданий всех достойных учеников, кто рано погиб, у кого умерли родители, травмы, пожары, перерывы в обучении, список наслаивался на список в ритуале скорби. Хотя, по сути, это скорее напоминало круг почета – вот, у нас была жизнь, и мы можем это доказать. Реальный мир коснулся и нас. Сложнее нам из-за этого не стало – наоборот. Все запреты на обсуждение каких-то тем, страшный рейтинг популярности, тщательно оберегаемый эгоизм – вся эта фигня ушла. Мы начали очень тепло общаться.
