– Ты имеешь в виду – в буквальном смысле не выжила? – спросил я.
– Да. Могла не выжить, Джим.
Послеобеденное солнце било в лобовое стекло. Оно было грязным. Я подумал, если я остановлюсь на заправке, чтобы помыть его, не будет ли это выглядеть как тихая агрессия. Я был раздражен: мне лучше было бы ехать домой одному.
Эдит снова заговорила.
– Эдриен с Чейзом знакомы с детства, потому что дружили их семьи. Я не знаю, с какой скоростью это все развивалось, но он начал ее защищать. И с кем бы она ни встречалась, Чейз всегда был рядом. Он стал ей реальной опорой.
– Ты хочешь сказать, что она и спала и с ним, и с другими?
– Ну наверное!
– То есть я могу быть очередным другим.
Родители возмутились насчет того, что в машине пахло куревом. С тех пор, как я приехал из колледжа, они ею не пользовались. Но, вернувшись из Бартлсвилля, я уснул, а отец тем временем решил поменять масло.
– Наверное, это потому, что кто-то окна не опускал, – сказал я.
Это произошло не за ужином – такое мои родители считали чересчур уж театральным – но когда убирали со стола. Я носил тарелки, а папа мыл. Мама, вместо того чтобы оставить нас, встала в дверях и начала обвинения.
Так кто это был, кому я разрешил курить в машине?
Мне не казалось необходимым называть друзей поименно.
– Да просто ребята, – ответил я. – Не знаю. Вас пассивное курение беспокоит?
Но, очевидно, дело было не в этом, да и не в запахе. Мама не сдавалась.
– Слушай, – сказал я, взявшись за нож с доской для разделки. – Мои друзья курят. Поэтому я позволяю им делать это и в моей машине.
– Но как ты понял, что они друзья?
Я посмотрел на нее. Мама зашла слишком уж далеко. И она сама это понимала.
– По их искусству. По делам их.
Я хотел сделать вид, будто я в гневе. Но цитата из Библии прозвучала невразумительно.
– Понимаю, что все это кажется совсем богемным, – продолжил я, – и, следовательно, глупым – или же просто глупым и неубедительным для богемы, в наше-то время. – Я все еще пытался отмазаться. – Не знаю, но они учат меня большему, чем преподаватели в колледже.
Это была самая крупная ссора с родителями на моей памяти. Они были крайне тихи. Папа потом остался стоять рядом, как будто бы ждал, пока я вытирал посуду. Я рассказал ему о книге про Киссинджера[11], которую тогда читал, расшифровки его телефонных разговоров за 1973 год с Голдой Меир[12] и другими. Я знал, что это его заинтересует. Он брал у меня тарелки и ставил их на полки.
– Думаю, мне надо сказать маме, что я со своего пути не собьюсь.
