Этот пассаж приводил и до сих пор приводит в расстройство и негодование многих поклонников Джейн Остин и считается примером родственного вероломства, а также абсолютно ошибочного представления об «утонченности» в Викторианскую эпоху. Но следует помнить, что Фанни очень любила тетку и свои воспоминания о ней, изложенные в письме к младшей сестре Марианне, закончила так: «Если эти рассуждения тебе неприятны, прости меня, но они просились с моего пера, и вот появились и изрекают правду…» Важность их состоит хотя бы уже в том, что из них можно понять, как Джейн принимали в Годмершеме: неизменно доброжелательно, но с отчетливым налетом снисходительности, чего она не могла не чувствовать. Например, приходящий куафер, который время от времени являлся в дом подстригать и укладывать дамам волосы, снижал для нее плату за свои услуги, — видимо, было очевидно, что ее воспринимают как бедную родственницу.
Автору, для которого ложное положение в обществе являлось одной из основных тем, в Годмершеме было что понаблюдать и о чем написать, но находиться здесь зачастую оказывалось не так уж приятно. Ничего необычного в подобной ситуации нет, для писателя она только естественна. Никто так зачарованно не исследует высшее общество, как тот, кто ощущает свою непричастность к этому волшебному кругу. Одним из очевидных примеров, конечно, является Ивлин Во. Генри Джеймс оставил достоверные зарисовки жизни в великосветских домах Англии, хотя и оставался сторонним наблюдателем. Оба писателя научились, как и Остин, «отбрасывать все признаки „обычности“» и впоследствии были, как и она, провозглашены непререкаемыми авторитетами по части поведения настоящих джентльменов и леди.
Упоминания Джейн Остин о кентских джентри не отличались ни почтением, ни даже вежливостью. «Явились, уселись, встали и отбыли», — описывала она визит неких благородных дам. Или о дочерях одной из них: «Каролина нисколько не стала не грубее, а Гарриет — нисколько не изящнее». Или: «Элизб. для дамы ее возраста и положения имеет высказать поразительно мало, а мисс Хаттон немногим больше». Мисс Флетчер, одна из молодых леди, с кем, как считали родные, Джейн могла бы подружиться, заинтересовала ее только тем, что любила «Камиллу» Бёрни, — и больше ничем. Похоже, из всех обитателей Кентербери Джейн готова была считать интересными людьми одних только молодых офицеров. А годмершемские вечера в семейном кругу попросту усыпляли. «Дай угадаю, Элизб. занимается рукоделием, ты ей читаешь, а Эдвард отправился почивать», — писала Джейн Кассандре, когда та навещала брата в декабре 1798 года.
