Анти-Авелин | страница 40



– Я потомок первой волны эмигрантов, родился в Париже. Мои предки, будучи людьми неродовитыми, но зажиточными, благополучно бежали от революционного террора из Одессы, – сначала в Стамбул, а затем в Париж. Дед – искусствовед и антиквар, его супруга – преподаватель по живописи. В эмиграции мои предки сблизились со многими представителями знатных фамилий, которым требовались познания моего деда при продаже тех ценностей, которые они привезли с собой из России. Он охотно консультировал бывшую российскую элиту, избавляя их от возможных ухищрений местных антикваров. Не за бесплатно, конечно. Так он очень быстро сколотил приличный капитал, и имел возможность на достойном уровне общаться с бывшими князьями, графами и баронами, в том числе – и с семейством Бжозовских. Мой отец и я пошли по стопам деда. Я получил хорошее образование, стал крупным специалистом в области истории искусства. К тому времени у нас уже был собственный антикварный магазин, один из лучших в Париже. Многие клиенты отца стали друзьями семьи. Жизнь на чужбине сплочает людей одной национальности. Бжозовские были к нам ближе всех. Они оказались удачливее прочих в плане сбережения своих фамильных драгоценностей, которые еще до революции разместили в хранилищах европейских банков, что позволило им безбедно существовать в эмиграции. После смерти отца я занял его место, и еще больше сблизился с главой семейства Бжозовских. Однажды отец Лизоньки пригласил меня на серьезный разговор в свою загородную резиденцию под Парижем. Я решил, что, как обычно, мне будет предложено провести оценку очередного ювелирного изделия, и взял необходимый для этого инструментарий. Но речь пошла о самой главной драгоценности Бжозовского – о его дочери. Ее отец заметил, что Лизонька не сводит с меня глаз, и что, невзирая на разницу в двадцать лет, он будет рад, если его дочь составит блестящую партию со мной. Однако я был обескуражен. Разница в возрасте меня смущала, и я взял время на раздумье. Но отец Лизы был настойчив, он приехал ко мне в тот же вечер на парижскую квартиру, и мы проговорили с ним всю ночь. Ближе к утру, выслушав все его доводы, я дал свое согласие на брак с Елизаветой Федоровной Бжозовской, – Боголюбов замолчал.

– А что было дальше? – прервал молчание Петрович.

– А дальше, – очнувшись, продолжил Боголюбов, – дальше были безоблачные и счастливые дни совместного брака. Бог не дал нам детей, но наша гармония от этого не нарушилась. Лиза очень хотела вернуться в Россию. Ее воспитывали как русскую барышню, и она грезила этой страной. Открылись границы, и я реализовал ее мечту. Так мы оказались здесь.