Дверь в чужую осень | страница 68



Увереннее всех себя чувствовали Паша Горбенко и Сережа Хацкевич — оба с высшим образованием, один успел год проработать учителем, второй — два года инженером-строителем, к тому времени уже вышел приказ Верховного: в первую очередь демобилизации подлежат строители и учителя. Верховный, что бы о нем потом ни трепали, умел смотреть далеко вперед…

Толя Кулешов, самый из нас младший, успел закончить до войны три курса археологического факультета в одном из солидных московских вузов и очень хотел туда вернуться, восстановиться. Но обстановка была такая, что порой напоминала скорее лотерею: уже случалось, что и кадровых отправляли в запас, и довоенных запасников вроде нас оставляли в армии. Никогда нельзя было ничего предсказать заранее, так что Толя чуточку нервничал. Как и я в глубине души: могли уволить в запас, а могли и оставить, как говорится, в рядах, что мне, по правде, нисколечко не улыбалось, хотелось вернуться к прежнему занятию. Женат я тогда не был, но осталась девушка, обещавшая дождаться (и дождалась, кстати, но не о том разговор). В моем случае был и нюансик. Начальник особого отдела дивизии открытым текстом предлагал подать рапорт о переводе в НКВД, обещал все устроить с повышением в звании. Дело в том, что в те времена Управление геодезии и картографии входило в состав НКВД — я, когда работал до войны, числился вольнонаемным, но половина остальных инженеров и немало техников открыто ходили в соответствующей форме. Да и мне, учитывая мое звание командира запаса, тогда еще открытым текстом предлагали поступить на службу, обещали сразу привинтить еще один «кубик». Всерьез подступали, но тут меня призвали…

Сейчас мне попросту не хотелось менять одни канты-погоны на другие. Хотелось побыстрее стать гражданским человеком и точка. Но мало ли как могло обернуться, выпишут предписание: «Откомандировать в распоряжение…» — и никуда не денешься. Чистейшей воды лотерея…

О демобилизации и всех ее хитрушках мы толковали долго, пока не почувствовали, что разговор пошел на второй круг. Выпито было к тому времени но то чтобы изрядно, но и не так уж мало. И заметил я сразу: как только разговор прекратился, эта троица стала переглядываться с каким-то загадочным видом: сущие заговорщики, да и только.

Длилось это недолго. Паша Горбенко уставился на меня по-прежнему загадочно, спросил:

— Серега, у тебя нервы вроде бы крепкие?

— Да не жалуюсь, — сказал я. — Не кисейная барышня.