Он ударил по струнам и негромко запел, ничем не хуже Паши-одессита, а то и получше, честное слово:
Как привычный набат, прозвучали в ночи
тяжело шаги, —
значит, скоро и нам уходить и прощаться без слов.
По нехоженым тропам протопали лошади, лошади,
неизвестно к какому концу унося седоков.
Наше время иное, лихое, но счастье, как встарь,
ищи!
И в погоню летим мы за ним, убегающим, вслед.
Только вот в этой скачке теряем мы лучших товарищей,
на скаку не заметив, что рядом товарищей нет…
Ага, встрепенулись? Вот именно это тогда и прозвучало в блиндажике… Слово в слово. Я, сами понимаете, сидел совершенно спокойно, ну откуда я мог знать, Владимиру Семенычу в то время и семи годочков не исполнилось. Слушал, и мне очень нравилось.
Капитан бросил на Сергея примечательный взгляд: быстрый, колючий, явно недовольный. Но не сказал ни слова. И Сергей допел до конца:
И еще будем долго огни принимать за пожары мы,
будет долго зловещим казаться нам скрип сапогов,
о войне будут детские игры с названьями старыми,
и людей будем долго делить на своих и врагов.
А когда отгрохочет, когда отгремит и отплачется,
и когда наши кони устанут под нами скакать,
и когда наши девушки сменят шинели
на платьица —
не забыть бы тогда, не простить бы и не потерять!
Когда он закончил, капитан сказал решительно: — Давай-ка теперь, Сережа, «Трех танкистов»! И опять-таки не задним числом, а по моим тогдашним впечатлениям — в голосе у него явственно прозвучали приказные нотки. Сергей, не прекословя, затянул «Трех танкистов». Насквозь знакомую еще с довоенных времен. Ее-то мне дослушать не пришлось, о чем я нисколечко не сожалел: наслушался. Пришел Мухаметшин, обнаружились все же текущие дела, я оставил их одних, предупредил, что могу вернуться нескоро, и ушел. Не дети малые, посидят и одни, не было у меня приказа находиться при них неотлучно.
Дела оказались не особенно серьезными и важными, но все равно затянулись надолго. Но уже через часок я выбрал время, пошел к себе в блиндаж, достал ту самую тетрадь и записал песню, слово в слово — память у меня на стихи была и осталась фотографическая. В блиндаж к ним я вернулся только к ужину, а после ужина Сергей уже ничего не пел. Ближе к вечеру они стали переодеваться в немецкое, надели форму ваффен СС с петлицами именно того полка, что стоял против нас на стыке с другим, чисто вермахтовским. Видно было, что готовились тщательно: на шеи повесили немецкие «смертные медальоны», разложили по карманам исключительно немецкую мелочевку, сигареты там, зажигалки, перочинные ножики (Сергей прихватил губную гармошку, опять-таки немецкую, красивую, никелированную).
