— Богдан? Получил твою телеграмму — и сон потерял, все гадал, ты ли это.
— И я думал…
Они поцеловались по русскому обычаю, сели рядом.
— А я в Донбасс писал, молчат. Ведь ты когда-то уголек рубал?
— Было дело! С прапрадедов шахтеры. Рассказывай, Родион, как дела.
— Тяжело: ни денег, ни хлеба. Спасибо Суханову за оружие, а то хоть волком вой. Сейчас человек пятьсот вооружили, обучаю военной мудрости. Кончили банду Орленко, поджали хвост казачки.
— Правильно! Ты ведь и раньше, Родион, увлекался, кажется, военным делом? И книги вот…
— Без этого нам, большевикам, нельзя. Почитываю. — Шадрин указал на стол, заваленный книгами. — Суханов снабжает.
Костров взял книгу Кинайо о русско-японской войне.
— Вникаешь в тактику и стратегию японских армий и дипломатов?
— Умная книга! Кинайо — главнокомандующий сухопутными и морскими силами Японии. Есть чему поучиться. Крепко у них и военная разведка поставлена.
Они испытующе посмотрели друг другу в глаза.
— Ты хорошо знаешь Суханова? — спросил Костров.
— Костю? Как тебя. Орел! Не смотри, что молод, в царской тюрьме ковался. Только здоровьем слаб. Чахотка.
— Жаль. Ну, а как ты с немцем воевал?
— После побега из Зерентуя мне в комитете хорошие документы сфабриковали, по ним попал в Петроградское военное училище. Последнее время эскадроном командовал. Два «Георгия» схватил.
— Заместитель у тебя надежен?
— Вполне. Большевик из матросов.
— Вот и отлично. Собирайся в дорогу. Большевику-офицеру надо быть в армии. Во Владивостоке серьезные события назревают, придется обороняться.
— Что ж, я не возражаю.
Ночью Костров, Наташа и Шадрин спустились к причалу. Военный катер пограничной охраны направился во Владивосток.
Окраина Владивостока — Миллионка. Здесь ютились постоялые дворы, харчевни, опиокурильни, трактиры, всевозможные притоны. Полиция редко заглядывала сюда, опасаясь внезапного удара ножом в спину.
Днем здесь царили тишина и покой. На затасканных кошмах, лениво позевывая, сидели постоянные обитатели окраины. Контрабандисты в синих кофтах с коралловыми пуговицами и в черных шелковых шапочках сговаривались с купцами. В тенистых углах резались в карты и кости.
Но как только гасли лучи заката и ночь окутывала Владивосток, окраина оживала.
В глухом лабиринте переулков Миллионки притаился неприметный трактир с бумажным фонариком перед дверью. В зале с низким потолком шумно. У буфета на старой, разбитой шарманке полунагая девица наигрывала «На сопках Маньчжурии». Ей вторили пьяные голоса. Табачный дым сизой тучей плыл над столиками. Слышались крики и споры на всех языках. Здесь были и русские белогвардейцы, и китайские спиртоносы, и японские контрабандисты, и корейские перебежчики, и монгольские монахи, и тибетские купцы, и американские матросы. Они вместе с гейшами и проститутками хлестали водку, тянули из трубок опиум.
