В это время верхом на коне в воротах показалась Наташа.
— Папка! — вскрикнула девушка и бросилась к отцу на шею.
К вечеру вернулся старик Ожогин. Расседлал запотевшего Буяна, вошел в избу. Запавшие глаза светились лихорадочным блеском, были колючие, жесткие. Поздоровался с Костровым, зло сплюнул, лег на кровать.
— Расколошматили волчью стаю, — сообщил он. — Только Колька-змей уполз. Да и он не скроется. Под землей сыщу. Жаль, что Селиверст ушел в Китай…
Костров одобрительно кивнул головой.
— Американец на наши богатства зарится. Все меры Ленин велел принять, чтобы решить вопрос мирным порядком. Но вдруг они потребуют отдать им весь Уссурийский край? Тогда что?
— Тогда, Митрич, бить их будем, пока дух не испустят. Всем уездом станем на защиту власти. Не устоит супостат.
— И я так думаю…
Костров подошел к комоду, взял фотографию Ольги в самодельной рамочке. Сел на скамью, задумался.
Ожогин поднялся, тронул его за плечо.
— Пойдем покажу!
Они пересекли овсяное поле и по узкой, густо заросшей шиповником тропе вошли в рощу. Одинокий холмик в окружении цветущих лип зарос травой и полевыми цветами.
Костров присел на траву… Какой путь пройден с подругой! И вот теперь лежит она под этим зеленым бугром, самый близкий, самый родной человек…
Он застонал, вспомнив последние слова Ольги о Наташе. Как-то сложится ее жизнь?
Подошел Ожогин с охапкой полевых цветов, положил их в изголовье.
— Любила Михаловна цветы, — глухо покашливая, говорил старик. — Пойдем, Митрич.
Костров устало побрел за Ожогиным. Сели за стол.
— Вот тебе крепкий чай, а вот и расчудесная наливочка. Испей с устатку. Сама варила, а не кто-нибудь! — сказала Наташа и погладила большую руку отца.
Костров вздрогнул: те же слова, тот же голос, те же движения. Сердце забилось и радостно и тоскливо. Вылитая Ольга. Такая же стройная, с милой улыбкой. И та же едва приметная родинка над вздернутой бровью. В волнении он привлек дочь к себе.
— Ну собирайся, чуть свет поплывем.
Наташа собирала вещи. Костров, покуривая цигарку, смотрел на нее.
…Медленно уплывало Раздолье. Волны бились в борт лодки.
Сидя на корточках, Наташа опустила растопыренные пальцы в воду и наблюдала, как сквозь них прорывались с журчаньем струйки. Вот она их сомкнула, вода с силой ударила по ладоням, вскипела белыми пузырьками.
Костров, не выпуская из рук весел, оттопырил палец, погрозил им.
— На реке не балуйся.
С каждой верстой Уссури становилась все шире.
Вскоре лодку подхватила стремнина, толкнула вперед. Лодка, проскользнув через сжатую отвесными скалами горловину, вылетела на широкий простор.
