Лису Дениска захлестнул плетью, спрыгнул с лошади, поднял ее за хвост. Но зверь оказался ловким: тяпнул подростка за руку чуть повыше локтя и скрылся, только огнистая спинка мелькнула в кустах.
— Эй, огольцы, сена-а-а!
Мальчуганы опомнились, повернули коней к копнам. Дениска, морщась от боли, залепил ранку лопухом.
— Эх, охотник! — посмеиваясь, укоряла внука Агафья. — За хвост зверя кто берет? Навалиться надо бы, да за уши, никуда не денется. Мог ведь остаться без носа.
Она присыпала ранку теплой золой, поплевала на нее.
— Иди работай. Хорошо, деда нет, а то б огрел плетью.
Дениска вскочил на коня. Укушенная рука припухла, ныла в плече. Он стиснул зубы, погнал к копнам. Болит не болит, а терпеть надо. Вон зимой деда тигрица помяла, а он на лыжах верст тридцать отмахал и, только когда переступил порог, упал на крашеный пол.
К ночи стогование закончили. Десять больших зародов торчали на обнаженной земле…
Решил Тихон заехать на казачий покос — хотелось повидаться с Галей, перекинуться хоть словечком. Он подседлал Буяна.
Вдали показались костры казачьего табора. У огня сидела Галя, плела венок. На ее коленях дремал малыш.
Тихон вышел из кустов. Галя узнала его. Молча, не шевелясь, смотрела в его изменившееся, возмужавшее лицо.
— Что же молчишь или не рада?
— Не надо, Тихон, — прошептала Галя. — Венчанная я, не тревожь сердце.
Тихон подошел ближе, укоризненно глядя ей в глаза. Обида захлестнула сердце.
— Значит, все забыла?! Научилась с Илькой золото считать?
Галя ахнула, всплеснула руками. Заплакал Егорка. Из шалаша вышел взъерошенный Илья.
Тихон поспешно отошел в кусты, поймал стремя…
Дома его ждала нерадостная весть.
Под навесом на березовом чурбане сидел хмурый отец, пристраивая грабли к литовкам для косовицы хлебов. Увидев сына, опустил голову, щелкнул ногтем по обуху новой, только что отбитой косы, прислушался к звону.
— Добрая коса будет, стойкая на солому… Купил вот, нелишняя, думаю…
Доделал грабли, перетянул на косовище ручку, повесил литовку на место.
— Ну, сынок, новости никуда не годные.
Отец говорил медленно, часто вздыхая, сдерживая гнев.
— Вот они, дела-то, сынок, как поворачиваются. Грозит Жуков заарестовать тебя, как уклоняющегося… Полста карбованцев иуде мало, копил на плужок… Еще ярочку подкинул. Куда там — и слышать не хочет. Мелким бесом стелется, подай ему, ни много, ни мало, самого Буяна, а не то грозит: «Заарестую».
Тихон не привык перебивать отца. Он выжидательно молчал, стискивая от распиравшей его ярости кулаки и кусая губы.
