— Что же ты, Тихон Сафронович, приехал и глаз не кажешь? Мог бы старика уважить, лестно и мне принять георгиевского кавалера в своем доме.
И стал расспрашивать, как Тихон доехал, как без царя Россия живет, видел ли он Ленина, что это за большевики, как дальше с войной думают.
Тихон отвечал скупо. Тогда Жуков счел нужным показать свою осведомленность в обстановке:
— Временное правительство одумалось. Решено-с войну до победного конца довести.
— Меня это не касается, — сухо проговорил Тихон.
— Всех, милый, касается. Мобилизация объявлена.
Тихон вздрогнул. Жуков внимательно за ним наблюдал.
— Вот оно что, милый. И тебе следует к старшему писарю зайти. Унтеров в первую очередь велено…
— Я подчистую…
— Коли подчистую, хорошо, но порядок надо соблюдать. Бумаженция одна получена, так, немудрящая бумаженция, нас с тобой она пока не касается. В армии введены военно-полевые суды; для беглых и бунтарей — смертная казнь, ну и другие положения. Вот она как, революция-то, повернулась. Порядочек-с, порядочек-с устанавливается. Военный министр Керенский в наступление армию бросает, Корнилов на Питер двигается.
Тихон не мог больше сдерживаться, его гнев прорвался:
— Не бывать войне! За новое кровопролитие в крутой рог скрутим и под задницу коленом. Не нужна народу мясорубка. Продали Россию, а теперь изворачиваются. И Корнилову обломаем копыта.
Жуков рассмеялся.
— Заело, милый! Умному ясное, а дураку красное? Вот не думал, георгиевский кавалер — красноштанник. Ну и ну, с виду овечка, а нутро волчье. Тэк-с! Тэк-с!.. Прощай, унтер. Советую все-таки с документами явиться, не то плохо будет. Не дезертир ли, случаем?
— Ты мне, атаман, не грози, не из пугливых!
— Сроку тебе две недели, апосля пеняй на себя. В бега ударишься, словим — и в военно-полевой по этапу.
Жуков уехал.
Опершись на ствол ясеня, Тихон курил и наблюдал, как тает в воздухе махорочный дымок. Накатилась тоска, нахлынули воспоминания.
…Июнь шестнадцатого года. Немцы прорвали линию фронта. Драгуны спешились, залегли. Одиннадцать раз немецкие роты бросались в атаку и одиннадцать раз в рукопашном бою отбрасывали их к исходным позициям… Эскадроны редели, иссякали патроны, в живых не осталось ни одного офицера… На рассвете драгуны пошли на прорыв, впереди, развернув полковое знамя, — Тихон. Тускло сверкнули сабли… И когда победа была близка, началась газовая атака. Газы заполнили ложбину, по которой лавой развернулся поредевший эскадрон. Драгуны надели противогазы, на которых чернела надпись: «Маталин-Кайтридж и Компания. По особому заказу российского военного ведомства. Май, 1915 год. Сделано в Америке». Ох, как солдаты верили в это защитное средство, привезенное из-за океана!.. Но случилось то, чего никто не ждал. Маски пропускали газ. Драгуны падали, умирали в муках. Немцы били из пулеметов в спину. Спаслись несколько человек, в том числе и Тихон. Их бросили в прифронтовой полосе в сарай на гнилую солому. Без медицинской помощи они пролежали несколько дней… А потом стояли в строю под тем же полковым знаменем, изрешеченным пулями и все еще пахнущим ипритом. Их поздравлял цесаревич Алексей — командующий казачьими войсками. Какая-то придворная дама прикалывала к солдатским гимнастеркам георгиевские кресты. Седой генерал огласил приказ о присвоении им звания младших унтер-офицеров…
