Коняев. По случаю…
Клёнышева. А мне рассказывали, что люди искусства хорошо прикладываются.
Молчание.
Коняев. Мила… Помнишь, я писал тебе письма?
Клёнышева. Ты о чем?
Коняев. Я писал тебе письма… Давно. Кажется, в десятом классе.
Молчание.
Клёнышева. Да, ты писал… Правильно.
Коняев. Они сохранились?
Клёнышева. Подожди… я так сразу не вспомню.
Коняев. Я случайно заметил у тебя в сумке, когда ты доставала сигареты. Я эти конверты специально покупал на почте… длинные конверты.
Молчание.
Клёнышева. У меня они… и что?
Коняев. Нет… ничего.
Молчание.
Клёнышева. Достала на антресолях коробку из-под обуви – вижу, лежат.
Коняев. Я подумал, ты решила вернуть…
Клёнышева. А кому они мешают? Приеду, обратно положу.
Коняев. Зачем ты их принесла?
Клёнышева. Взяла перечитать… Пока ехала в машине, просмотрела. Что-то забыла уже, Вадик. Много воды утекло. Последнее ты из Москвы написал, что не можешь избавиться… Как ты меня помнил! Я уже представить не могу, что мне было когда-то семнадцать лет… Как я была тогда одета?
Коняев. Я помню…
Клёнышева. Как? Скажи, скажи…
Коняев. Ты носила белую кроличью шапку…
Клёнышева(засмеялась). Зимой… Знаешь, что я хотела у тебя спросить? Только ты не обижайся. Ты меня любил когда-то – свидетельство тому у меня в сумке, но ведь надежды у тебя не было… с самого начала – и ты это понимал.
Коняев. Почему?
Клёнышева. Что?
Коняев. Почему не было?
Клёнышева. Ты обиделся. (Засмеялась.) Ко-ня-ев, ты обиделся… Прости, я тебе ее не давала… никогда.
Молчание.
Коняев. У меня была одна надежда…
Клёнышева. Извини, я тебе ничего не обещала.
Коняев. Это не важно…
Клёнышева. Объясни… что-то я не понимаю тебя…
Молчание.
Коняев. Я тебя запомнил… в кроличьей шапке… Я давно приучил себя к мысли, что ты тогда умерла… Много лет подряд по утрам ты проходила мимо моего дома, я ждал этого и каждый раз выходил из ворот, как бы невзначай. Сначала ты ничего не замечала… потом поняла… Даже тогда, совсем маленькой девочкой… демонстративно переходила на другую сторону улицы. Не помнишь?
Клёнышева. Нет.
Коняев. Ты уже тогда была недоступной, совсем маленькой чувствовала, что сильнее меня, во всем хотела быть первой. Я был хилым, подслеповатым… ходил в музыкальную школу с футляром… И тогда я придумал, что ты умерла. Не важно, какой ты стала в тридцать, какой будешь в сорок… То совсем другая женщина…
Клёнышева(усмехнулась). Мертвую помнишь, а живую, значит, похоронил?
Коняев. Была у меня надежда, совсем как в книге для юношества… вдруг я тебе когда-нибудь понадоблюсь…
