Физиономия Патрика отражала растерянность и раздиравшие его сомнения. Я не без удовольствия отметил, что впервые он не выказывал обычной самодовольной уверенности в собственном превосходстве.
— Ладно, Холман, — наконец изрек он дрожащим голосом, — полагаю, сейчас я могу сказать следующее: выкладывайте или заткнитесь!
— Вы интересуетесь, могу ли я это доказать? — спросил я, моля Бога, чтобы мой голос звучал как можно увереннее.
— Совершенно верно!
— Думаю, что смогу.
Я нашел острый фруктовый нож на полке под баром и, зажав его в руке, медленно направился к ним. Все трое молча следили за мной, причем Гильда тоже не сводила с меня своих ненавидящих глаз. У меня мелькнула мысль: не Фэбриелла ли сама подарила ей такой устрашающий взгляд? Я решительно набросил подол муслиновой ночной рубашки на голову куклы.
Фэбриелла отчаянно вскрикнула, как будто она сама подверглась подобному унижению, но сразу же замолчала, когда я провел острым лезвием ножа по черным ниткам в том месте, где совсем недавно были кое-как наложены швы после хирургического вмешательства в бесформенное туловище куклы.
Потом я запустил пальцы в открытую рану и начал поиск. Сначала я вытащил несколько соломинок, затем порядочный комок и, наконец, солидный бумажник, плотно замотанный в замшу. Я протянул его Патрику, он забрал бумажник совершенно автоматически.
— Даже сотни тысяч наличными? — спросил я его.
— Мы договорились взять половину себе и дать половину ему в ценных бумагах, — бесцветным голосом ответил он. — Таким образом, их нельзя было обнаружить.
— Морт, дорогуша? — зашептала Фэбриелла, теперь ее голос выражал ненависть. — Мне только что пришло в голову, что раз Рик выяснил, что обеих этих женщин убил Юджин, то Юджину пришлось бы убить Рика, чтобы обезопасить себя. Затем, раз ты пришел слишком поздно, чтобы спасти Рика, но вовремя, чтобы спасти меня, застрелив Юджина, — ну, ты же будешь выглядеть настоящим героем! И у тебя буду я, самый надежный очевидец!
С того самого момента, когда я впервые задумался над ответом на теорию Майка Уэстэрвея, что все дело было во мне и Фэбриелле, я не сомневался, что будет разбирательство между Патриком и Мортом, причем в любом случае я проиграю. Мне не оставалось ничего иного, как сделать несколько осторожных движений да на всякий случай помолиться.
Когда Фэбриелла закончила излагать свое воистину трогательное предложение, Патрик повернулся к «орангутангу» с яростным, но немного помятым, если сравнивать с его дорогим костюмом, лицом. Я стоял позади него и пырнул кончиком фруктового ножа ему в ягодицу. Он заорал и наскочил на шофера. Опять послышался отвратительный визг пули, Патрик повалился на «орангутанга», раздались яростные проклятия Морта, старавшегося избавиться от инертной массы тела Патрика.
