* * *
— А зовут меня Григорий Степанович. Григорий Степанович Омулев.
— Вы меня извините, что я вас Степанычем назвал…
— А что ж тут плохого? Так меня все здесь и зовут. И большие и малые. И пионеры меня так кличут. Да и вы меня так зовите. Я еще когда в горсовете был, так секретарша написала в объявлении: «Сегодня приема не будет, Степаныч уехал в Ленинград»… Наверно, с тех самых горсоветовских времен и привыкли ко мне посылать всех. А только я здесь не один такой, из старых… Тут немало осталось из тех, что станцию строили. Выступаем частенько у рабочих и школьников, напоминаем им про старое. Забывать это нельзя. И помнят здесь все, с чего началось. Вы напрасно обиделись за шестую. Ну, привык народ! А все равно знают — не шестая мы, а первая. Самая-самая первая. От нас все пошло.
Мы сидели со Степанычем в том самом молодом парке, откуда я вчера начинал свой путь к станции. Все было как вчера. Так же, гоняясь друг за другом, пробегали мимо дети, с раскрытыми книгами на коленях сидели студенты техникума, готовясь к экзаменам; степенно гуляли рабочие, которым предстояло работать в ночной смене. Только все, проходя мимо нашей скамейки, здоровались, и, внимательно всматриваясь в каждого, Степаныч отвечал… Худенький старичок в чистой, полинявшей от частых стирок рубашке в полоску, в пиджаке, мешковато висевшем на сухих плечах…
— Ну как же вы такое можете спрашивать: «А это было?» Да ничего здесь этого не было. Тут вот, направо, у самой реки — под нами, значит, — была деревня Дубовики. Там рыбаки жили, сига ловили, плоты и баржи переправляли через пороги. А пороги тянулись на десять верст — от села Михаила Архангела до села Гостинополье. По ним провести хоть и маленькое суденышко — великое мастерство требовалось. Этим и жили…
Нет, я сам не здешний. Из-под Пскова. Но вот повоевал, походил с Буденным по Донбассу, выбивал Мамонтова из Орла, до самого моря дошел. Отлежался в госпитале, залечил рану — уволился вчистую. Приехал в Питер, думаю — поступлю на завод, комнату получу, отдохну, начну жить поспокойнее. А мне говорят: «Чего тебе тут делать? Заводы стоят, коммунистов здесь хватает… Поезжай-ка ты на Волховстройку. Не построим Волховской станции — и нам в Питере нечего будет делать. Разве только что зажигалки ладить да на базаре продавать…» А был я тогда молодой, здоровый еще. Всю Россию почти проехал от моря до моря — все лежит мертвое, заводы травой заросли, а поля пыреем. Ну, сами понимаете — был я уже парнем обтертым, рабочим. Понимал, что и как крутит колеса на заводах. И что без этого ничего не будет, пропадем, ежели не подымем заводы… И кому уж, как не нам, коммунистам, все это восстанавливать да строить! Сказал — поеду! Дали мне в губкоме направление. Кем будешь работать, не сказали. Устроишься по специальности — хорошо. А нет — так будешь делать все, что надобно: камни рвать, тачку возить, плотничать, если умеешь…
