Рядом с последним пунктом стоял большой вопросительный знак.
Между следующими страницами кто-то заложил карту.
«Здрасьте. Вы здесь», – значилось другим почерком. Рядом была нарисована машина с красным крестиком. А возле другого красного креста, над домом, обозначенным как «Большой австралийский бар», было написано: «Они здесь».
От одного креста к другому вела черная стрелка.
«Искренне ваш, Капитан Всё».
Книга задрожала у Агаты в руках.
10:54. Агата стояла перед зеркалом в станционном туалете.
– Они не состарятся, – произнесла она, пальцами оттягивая щеки, – ведь состаримся мы, кто остались…
И вдруг закричала:
– Слишком пятнистые руки!
Затем расстегнула жакет и бросила его на пол.
– Мужские ладони! – выкрикнула она, подняв их перед собой.
Туфли полетели в стену.
– Жирные ступни! – Расстегнула блузку и уронила ее на пол. – Обвислая грудь! – Опустила молнию на юбке, пошевелила бедрами, сбросила и ее. – Пупок слишком высоко!..
И вот Агата, по-прежнему в очках, стояла в одном лифчике, трусах и колготках и смотрела на себя в зеркало, тяжело дыша от одного своего вида.
– Ноздри раздуваются, когда говорю!
Она сцепила перед собой ладони, словно признавая поражение и пытаясь найти в себе хоть каплю изящества и потерянного достоинства, однако в ее нынешнем положении не было ни того, ни другого.
– Слишком старая, – четко произнесла Агата.
Она сняла очки и положила их на раковину. Потом коснулась ладонью лица, щеки и отдалась прикосновению.
– Слишком старая, – повторила Агата, глядя самой себе в глаза.
Она вдруг поняла, что лицо Рона никогда не состарится. Она никогда не увидит его по-настоящему старым. Разве это справедливо: она, Агата, вынуждена показать миру свою старость, а он, Рон, – нет? Вышел сухим из воды.
Она ненавидит себя, свое тело… И вот уже слезы текут по ее жалкому лицу, и вот она – старая-престарая, грустная-прегрустная – старуха, и вот она ненавидит себя… ох, как же она себя ненавидит! Больше всего на свете! Одна только ненависть в груди…
Послышался шум льющейся воды, и из одной кабинки вышла женщина.
Она подошла к зеркалу и принялась мыть руки. Худощавая, но мускулистая, с длинным тонким носом, который притягивал к себе внимание.
Агата перестала кричать и, так и стоя в одном нижнем белье, растерянно замерла. Повисло неловкое молчание. Женщина продолжала мыть руки.
А потом…
– Вы куда едете? – спросила она.
– Э-э… На юго-западное побережье, – ответила Агата, как никогда ощущая свое тучное тело.
