Мне скоро пришлось перенести свою главную квартиру в Александрию (штат Вирджиния). Я находился там, когда произошло несчастное сражение у Булл-Ран >39. Мы сначала не поверили дошедшим до нас слухам, но вскоре они подтвердились, и стало ясно, что нужно немедленно послать на фронт все сколько-нибудь годные паровозы и вагоны, чтобы доставить оттуда наши разбитые войска.
Ближе всех к фронту оказалась станция Бёрк. Я сам поехал туда и стал отправлять один за другим поезда, набитые ранеными добровольцами. Говорили, что неприятель преследует нас по пятам, и в конце концов нам пришлось оставить этот пункт. Начальник станции и я уехали на последнем поезде в Александрию.
Там царила полная паника, некоторых наших служащих не оказалось на месте, кое-кто из машинистов и кондукторов добыли лодки и переправились через Потомак. Но большинство все-таки оставалось на своих местах, несмотря на то что в каждом звуке среди ночи люди готовы были слышать пальбу надвигающегося неприятеля. Среди наших телеграфистов на следующее утро не оказалось ни одного отсутствующего.
Вскоре после этого я возвратился в Вашингтон и поселился в военном министерстве у полковника Скотта. Так как в моем ведении находились железнодорожная и телеграфная службы, я имел возможность видеть президента Линкольна, министра Камерона >40 и мистера Сьюарда >41, а иногда и входить в личные сношения с ними.
Мистер Линкольн иногда приходил в контору и сидел у нас за столом в ожидании ответа на телеграмму или какой-нибудь справки. Все портреты этого необыкновенного человека очень на него похожи. Обычно его лицо не производило особого впечатления. Но стоило ему взволноваться или начать о чем-нибудь рассказывать, и его живые глаза начинали сверкать, придавая лицу такое оживленное выражение, какое я редко видел у других людей. Его обращение было исполнено благородной простоты, и для каждого, даже для последнего мальчика в конторе, у него находилось ласковое слово. Он был одинаково внимателен ко всем без исключения, начиная с министра Сьюарда и кончая рассыльным. Секрет обаяния, исходившего от всего его существа, заключался в том, что он отличался полной простотой и безыскусственностью. Не столько то, что он говорил, сколько то, как он говорил, привлекало к нему все сердца. Это был истинный демократ, и он доказывал каждым своим словом и делом, что для него все люди равны.
Всеобщий хаос, царивший в то время в Вашингтоне, не поддается никакому описанию. Когда я в первый раз увидел тогдашнего главнокомандующего, генерала Скотта
