Можно себе представить, какие возмущенные речи произносились в нашем тесном кругу в то время, когда происходили эти события. Я рос среди волнующих разговоров и нападок на монархически-аристократическое правительство, на всякого рода привилегии и постоянно слышал, как восхвалялась республиканская форма правления и указывалось на превосходство Америки, страны, населенной людьми нашей расы и ставшей родиной свободных людей, где все граждане равны. Я был готов, будучи ребенком, убить короля, герцога или лорда и считал бы такое убийство заслугой перед государством и геройским поступком. И так сильно было влияние этих первых впечатлений детства, что я долго потом не мог заставить себя относиться с почтением к какому бы то ни было привилегированному классу. Я всегда с некоторой иронией взирал на родословную кого-нибудь из них и думал: «Ведь он еще ровно ничего не сделал и только благодаря случайности занял такое положение. Он — обманщик, украсивший себя чужими перьями. Единственное, что выдвинуло его перед другими, это его происхождение. Но лучшее, что заключается в его семье, скрыто, подобно картофелю, под землей». И я удивлялся, как это умные люди могут жить в такой стране, где человек рождается уже облеченным преимуществами перед другими. Конечно, все мои негодующие слова по этому поводу были простой болтовней, лишь повторявшей то, что я слышал дома.
Данфермлин в течение долгого времени был известен как самый радикальный город во всем королевстве, и это тем более замечательно, что в дни, о которых я говорю, его население преимущественно состояло из самостоятельных мелких фабрикантов, каждый из которых владел одним или несколькими ткацкими станками. Они не были ограничены каким-то определенным рабочим временем, но трудились сдельно, получая от крупных фабрикантов материал для обработки, и ткали у себя дома.
В то время волны политического движения вздымались высоко, и часто можно было видеть во всем городе в обеденное время маленькие группы людей в рабочих фартуках, стоявших на улице и горячо рассуждавших о политике. На устах у каждого были имена Юма, Кобдена >8 и Брайта >9. Хотя я был еще мал, эти группы часто привлекали меня, и я с напряженным вниманием прислушивался к разговорам, которые, однако, всегда носили односторонний характер и повторяли один и тот же припев: так не может продолжаться! Жители города основывали клубы и подписывались на лондонские газеты. Передовые статьи ежедневно читались публично по вечерам и, что было особенно удивительно, громко читались с одной из городских кафедр. Часто это делал мой дядя Бейли Моррисон, и так как он и другие сопровождали чтение комментариями, то, естественно, все это возбуждающе действовало на слушателей.
