— А я думаю, он где-то неподалеку крутится, у заставы, — возражал Кривой Кид. — Говорят же: видели одинокого гнома. Я сам его в гномье платье и вырядил.
— Ну и дурак! — завелся Боб Горшечник. — Грейзмогл из-за этого зол как собака! А на заставе пограничники в момент такого сцапают.
Пью Клюкл рвал на голове волосы.
— Черт бы тебя подрал, Кид! Это из-за тебя мы здесь! Да еще ни в одном глазу!
Кривой Кид пощупал свой единственный глаз и придвинул к себе арбалет.
— Завтра мы его выследим. Земля раскисла — следы будут.
— Как же! — ныл Клюкл. — Даже костра не развести. До утра мы околеем.
— Не околеем, — Кривой Кид вынул из-за пазухи увесистую флягу.
Архивариус издал всхлип, похожий на подвывание, и икнул. Горшечник сразу придвинулся поближе. Вскоре вся троица еле сдерживалась, чтобы не загорланить песню.
* * *
Малина крался в темноте, боясь наступить на ветку или поскользнуться. Лагерь морков был всего в каких-то ста шагах от лесной опушки. Угробаны рубили деревья на дрова, жарили мясо, точили мечи. Иногда они лениво переругивались.
Зеленобородый жутко хотел есть. Запах жареного мяса кружил голову. Под ложечкой неприятно сосало. Голод явно пересиливал страх быть пойманным. Подкравшись поближе, Малина затаился. Казалось, протяни руку, и можно утащить баранью ногу с вертела ближайшего костра.
Морки как всегда ссорились. Один здоровый кричал на двух, что поменьше. Те огрызались. Ссора постепенно перерастала в драку. Вскоре в свару были втянуты соседи. Угробаны разделились на два лагеря и обнажили мечи. Когда клинки зазвенели, Малина ужом пополз к костру. Морки в пылу схватки даже не заметили, как мясо вместе с вертелом «испарилось» в темноте.
Добыча была знатная. Бывший вождь зеленобородых никогда так жадно не ел. Он бежал по лесу, отрывая зубами горячие куски, и глотал их почти не жуя. Наконец, выбежав к Быстрострую, он спрятался под одной из круч и стал поедать еще непропекшееся мясо.
Что-то хлюпнуло недалеко от берега. В темноте даже круги не угадывались. Малина насторожился, но больше ничего не услышал. «Наверное, сом бродит», — решил он и принялся есть дальше.
* * *
Аромат жареного, еще дымящегося мяса разлетался вдоль воды. Вскоре он достиг изрядно покрасневшего носа архивариуса Клюкла. Правда, соратники не могли наблюдать изменения цветовой палитры главного жизнепостигающего органа Пью, но зато, посмотрев, как он развернул свой нос по ветру, тоже принюхались.
— Жареная баранина! — выдал вдруг архивариус. — Локтей сто пятьдесят.
