Как бы там ни было, если она ничего не знает, ему не нужно умирать сегодня вечером, он без сожаления может перенести эту формальность на завтра, когда она узнает. Он хотел прожить с ней свою последнюю ночь. Он упал с кровати, потому что ноги не слушались его, но ему удалось дойти до двери и отодвинуть задвижку.
Дверь тут же открылась и снова закрылась за Пат. Молодая женщина, даже не занявшись им, бросилась на кухню, закрыла газ, открыла окна во всех комнатах. Только теперь она обняла Плантэна и усадила его у окна. Она была бледна и забыла весь свой французский:
— Что вы сделали, маленький француз? Вы с ума сошли. Я вас ненавижу. Вы меня страшно напугали, дурачок. Ах, как я хорошо сделала, что поверила ему и приехала!
Он позволял ей баюкать, ласкать себя этими непонятными словами и дышал, дышал, голова была ужасно тяжелая и пустая. Пат покрыла прохладными поцелуями все его лицо, повторяя растерянно: «Почему?» Умереть из-за нее. Никто никогда не хотел умереть из-за нее. Действительно, для него она просто Пат, а не барменша, которая подает пиво и джин.
Поскольку глаза Анри наконец-то перестали быть стеклянными и затуманенными, она вновь смогла объясняться по-французски:
— Это Питер мне сказал…
Он покраснел, и она с трудом расслышала его:
— Что он вам сказал?
Она устроила затылок Анри у себя на левой груди, совсем рядом с сердцем, которое билось громче, чем королевские барабаны.
— Он сказал мне: «Я видел его. Он хочет убить себя, потому что вы уезжаете». Я знаю, что вы меня любите. Вы способны это сделать. Я кинулась сюда бегать.
Он вздохнул поглубже, чувствуя необычайное облегчение.
— Нужно говорить «бегом», Пат.
Ему не надо умирать даже завтра! Питер — отличный парень, джентльмен. Он прошептал:
— Питер — хороший парень… милый…
С запозданием он был осчастливлен, награжден ударом, который он получил от такого господина, от такого благородного человека.
Пат согласилась:
— Да, он хороший парень. — И добавила про себя, задумчиво: «Я не ожидала этого от него».
Запах газа развеялся, унесся на улицу в потоке воздуха.
Скоро, ночью, Пат будет обнаженной. Как вчера. И как завтра.
Он, по крайней мере, избавился от навязчивых мыслей о «Самаре». Он знал, что дорого заплатит за эту независимость, что ему урежут отпуск, он не получит большой премии и так далее. Но, поскольку ему было на это наплевать, он мог наслаждаться, пьянеть от жизни, наслаждаться, пьянеть от Пат, высокой и белокурой, совершенной картины настоящей жизни.
