— Я здесь, Анри. Рядом с вами.
Она сжала его голову, он укусил ее за губу и изо всех сил прижался к ней. Они обнялись с такой страстью, что белый голубь, испуганный, улетел.
Мамаша Пампин, встречавшая его с мордой разъяренного боксера с тех пор, как он осмелился заявить, что «он ее в гробу видал» (и пообещавшая себе пожаловаться хозяину, чтобы расквитаться с ним), швырнула ему письмо Симоны, которое он, не читая, сунул в карман.
Как можно скорее он поднялся в свою квартиру с бисквитами, лимоном, литровым пакетом молока и пачкой чая.
Пат разгуливала по комнатам, накинув на плечи вместо халата плащ Плантэна. Дом жил вокруг нее. Где-то мадам Сниф выбивала свои ковры. Мсье Пуль с идиотским упорством забивал в стену гвозди, забивал вот уже минут пятнадцать без остановки, чтобы досадить окружающим, которых не очень-то заботил месье Пуль.
Пат и Анри были одни в своем убежище. Никто не знал, что любовь только что поселилась в этом доме.
Плантэн пошел на кухню. Пат — за ним.
— Я не умею делать чай, — извинился он.
— А я умею. Дайте-ка.
Она наполнила кастрюльку водой, зажгла спичку, еще более желанная в этом старом плаще, обнажавшем длинные ноги, покрытые светлым пушком, да, более желанная, более «ужасная», чем в красном или в голубом платье.
Он потушил спичку и выключил газ.
— Почему? — воскликнула Пат.
— Никаких «почему». Не моя вина, что ты такая.
Он потянул ее за руку, подтолкнул к столу, уложил на клеенчатую скатерть в мелкую клетку.
Она не закрыла глаза, и он изучал ее всю, всю целиком, долго, долго, испытывая головокружение от ее серых глаз.
В это утро, когда часы пробили семь, мамаша Пампин уже сидела на своем коврике, как сельский туалет около фермы.
Она видела, как прошла Пат, которая не видела ее. Из Англии не приезжают для того, чтобы посмотреть на мамашу Пампин. Минутой позже появился Плантэн. Чтобы соблюсти приличия, они не выходили из дома вместе. С доброй улыбкой «мертвой головы» консьержка обратилась к жильцу, виновному в адюльтере.
— Ну что, мсье Анри? Вы не скучаете! Вот уже четыре ночи подряд вы устраиваете шабаши неизвестно с кем, скорее всего — со шпионкой, учитывая то, что она говорит по-немецки или что-то вроде этого, и бедному господину Пулю больше не удается сомкнуть глаз!
Анри, который всегда избегал осьминожных зрачков старухи, не колеблясь, посмотрел ей в лицо:
— Мадам Пампин, вы можете говорить все, что хотите, тем более что мне на это наплевать!
И он ускорил шаги, чтобы догнать Пат, пока за его спиной моллюск разлетался на не очень свежие кусочки:
