– Далеко нам еще? – спросил Толстяк, нарушив многочасовое молчание.
– Пока светло, – ответил Длинный.
– Понятно! – улыбнулся тот. – Значит, до лагеря.
– Ага!
Мастер Дэви имел особенность всегда говорить «ага» вместо «да».
Прошло еще какое-то время. Джемми был очень осторожен, стараясь не получить на свой вопрос еще один такой же односложный ответ. Он хитро покосился и стал дожидаться возможности ответить ему тем же. В конце концов затянувшееся молчание стало слишком гнетущим. Он махнул правой рукой в том направлении, в котором они следовали, и спросил:
– Тебе знакомы эти места?
– Конечно!
– Да ну? И что это?
– Америка!
Длинный сердито подтянул свои длинные ноги и поддал мулу. Помедлив, он сказал:
– Бедняга!
– Кто?
– Ты!
– Я?! Но почему?
– Мстительный!
– Вовсе нет. Я всего лишь продолжил так, как ты говорил со мной. Ты мне часто даешь глупые ответы, и я не вижу причин, почему я должен быть остроумным, когда ты спрашиваешь меня о чем-нибудь.
– Остроумным? Шутишь… Ты и остроумие! Ты весь состоишь из плоти, в которой нет места уму.
– Ого! Ты забыл, что я получил образование в Старом Свете?
– Год гимназии? Ну еще бы! Конечно помню. Если и захочу, то не смогу забыть – ты же напоминаешь мне об этом каждый день, по крайней мере, раз тридцать.
– Это просто необходимо. На самом деле я должен об этом сказать сорок или пятьдесят раз в день, ведь у тебя нет ко мне ни капли уважения. Кроме того, я закончил не один класс!
– Нет, целых три.
– Именно!
– А дальше учиться ума не хватило…
– Помолчал бы! Денег не хватило! Имей в виду – ума у меня более чем достаточно. Кроме того, я сразу понял, что ты имеешь в виду. Место, которое я не забуду. Ты помнишь, за теми высотами мы встретились.
– Ага, помню! Плохой тогда выдался день. Я спустил весь свой порох и сиу преследовали меня. Я не мог двигаться дальше, и в конечном итоге они схватили меня. А вот когда наступил вечер, появился ты.
– Да, эти глупцы разожгли такой адски высокий костер, что его наверняка видели даже в Канаде. Я заметил его и подкрался поближе. И тут я вижу, как пятеро сиу связывают белого человека. И что же мне оставалось делать? Я не промахнулся, двоих положил, а трое сбежали – они и понятия не имели, что имеют дело только с одним противником. Вот так ты стал свободен.
– Конечно, я стал свободен, но как же я разозлился на тебя!
– Из-за того, что я не застрелил, а только ранил двоих краснокожих, верно? Но индсмены такие же люди, как мы, и я никогда не убью человека, если в этом не будет крайней необходимости. Я немец, а не людоед!
