Они до боли пожали друг другу руки. Но тут Толстяк спохватился:
– Только пришпорьте вашу лошадь. Мы не должны здесь задерживаться. Сколько времени вы уже здесь, в Штатах?
– Уже лет двадцать.
– Вы, должно быть, уже и немецкий позабыли?
До сих пор оба говорили по-английски. Услышав вопрос, Фрэнк гордо выпрямился в седле и ответил обиженным тоном:
– Я? Забыл мой родной язык? Тут вы как раз ошиблись! Родился немцем – немцем и умру, ведь в моей крови есть и кровь моего императора. Вы себе хоть примерно представляете, где стояла моя колыбель?
– Нет, конечно. Меня же там не было.
– Ну конечно! Вы должны догадаться по моему произношению, что я выходец из провинции, где говорят на чистейшем немецком.
– Вот как?! И откуда же?
– Конечно из Саксонии! Ясно вам?! Я уже разговаривал с другими немцами, и никого не понимал так хорошо, как понимал немцев, которые родились в Саксонии. Саксония – сердце Германии. Дрезден и Лейпциг – классические города, Саксонская Швейцария также классика, а Зонненштейн… Самый прекрасный и чистейший немецкий можно услышать только между Пирной и Мейсеном. Именно там я и появился на свет. А позже в этом месте началась и моя карьера. Потому что я был помощником лесничего в Морицбурге – весьма известном королевском охотничьем замке с не менее знаменитыми картинами и большими карпами. Я, чтоб вы знали, был официально назначен помощником лесничего с месячным жалованьем в двадцать талеров. Мой лучший друг был местным учителем, с которым я каждый вечер играл в «шестьдесят шесть»[9], а потом говорил об искусстве и науке. Благодаря ему я овладел совершенно особыми знаниями, а также в первый раз узнал, где находится Америка. В немецком языке мы также хорошо поупражнялись, а потому я точно знаю, что именно в Саксонии без хлопот говорят самым прекрасным синтаксисом. Или вы сомневаетесь в этом? Ого, как скептически вы на меня смотрите!
– Я не спорю, хотя прежде и сам учился в гимназии.
– Как? Это правда? Вы учились в гимназии?
– Да, я тоже деклинировал.
Маленький человек осмотрел его с ног до головы и спросил:
– Деклинировал? Может быть, вы оговорились?
– Нет.
– Ну, тогда эта ваша гимназия не очень-то хороша. Не деклинировал, а декламировал, и не «mensa», a «pensa». Вы декламировали вашу «пензу»[10]: быть может, «Проклятие певца» Хуфеланда или «Вольного стрелка» госпожи Марии Лейневебер[11]. Только без обид. Каждый знает столько, сколько он может, и не больше; и когда я вижу перед собой немца, то очень ему рад, даже если он не очень умный человек или даже не саксонец. Ну так как? Можем мы быть друзьями?
